Сигнал дан!
Чья-то меткая пуля свалила офицера. Враги заметались в панике. Новый залп скосил еще несколько шеренг гитлеровцев.
Это «хлеб-соль» непокоренных!..
Чтобы не расконспирировать себя, Бадаев приказал прекратить огонь.
Через несколько часов со стороны Гниляково фашисты начали обстрел высотки в направлении села Усатово, по-видимому, считая, что оттуда по ним вели огонь защитники Одессы. Тактика Бадаева оказалась безошибочной. Обстрелянные враги не поняли, что по ним били партизаны из катакомб.
* * *
В ночь с шестнадцатого на семнадцатое ноября 1941 года, провожая Ивана Ивановича и парторга Зелинского на вылазку к железной дороге, Бадаев, крепко пожимая им руки, говорил:
— Сегодня месяц, как здесь хозяйничают гитлеровцы. Их нужно поздравить, да так, чтобы никогда не забыли! — И в голосе его зазвучали металлические нотки.
Мне показалось, что Владимир Александрович придает этой вылазке особое значение. Настроение людей тоже было необычным. Никто не хотел спать. Все ожидали возвращения товарищей. Бадаев, сидя за столом, что- то писал. Под утро он стал частенько поглядывать на молчавший телефон. На лице командира тень тревоги. Я всячески старалась скрыть свое волнение, делала вид, что читаю книгу. Но строчки прыгали, сливались в темные пятна.
Наконец на рассвете зазвонил телефон первого поста. Я вздрогнула, словно от озноба. Взяв трубку, Бадаев слушал. Я впилась глазами в лицо командира. Его осветила радостная улыбка. Я облегченно вздохнула.
— Вот хорошо, так хорошо! Спасибо, Иваныч! — И, повернувшись ко мне, тепло спросил:- Измучилась? Все благополучно. Идут с победой…
Иван Иванович сел рядом со мной и, опустив голову, задумался. Шумя и толкаясь, люди начали усаживаться поближе к Зелинскому. Закурив, Константин Николаевич начал:
— Почти у выхода за поворотом мы погасили фонари, спрятали их, вышли на поверхность. А там не видно ни зги. Ветер рвет, с ног валит. Погода что надо. Прислушались… Думаем: жандармерия, наверно, попряталась по хатам. Вдруг слышим: ругаются, стреляют в небо, подбадривают себя.
Спустились мы вниз. По дну балки проползли до развилки. Яром пробрались к четвертой шахте, от нее к седьмой, а там противотанковым рвом подобрались к железной дороге. Залегли в лесопосадке. Огляделись… Эге-ге! А мостик-то охраняется конными патрулями. А тут еще и большая прогалина возле него. Но все же уловили момент, — продолжал Зелинский, — поползли… Ваня тянет мину, а я — круг проволоки. Только юркнули под мостик, слышим, скачут. Мы затаились. Проскакали патрули. Иваныч полез на насыпь, а я внизу сторожу.