— Мадам, вы ей еще градусник поставьте.
Мальчики гуляют в комаровском Захарьевском лесу. Старший начинает палкой раскапывать муравейник. Средний кричит:
— Прекрати, а то в глаз дам! Вот если бы какой-нибудь гуманоид так в человечник забрался?!
Художник Р. рассказывал, как в 30-е годы оформляли к празднику Красную площадь.
— Выбегают спортсмены, все в красных майках, что-то несут. Раз — и развернули, и всю площадь зеленым ковром закрыли, поставили ворота, убежали, выбежали футболисты и стали играть. «Торпедо» — «Динамо».
Собеседник его настроен был скептически:
— Вот-вот, раскулачивали, расстреливали, самых толковых, деловых и работящих в расход пустили, работать разучились, как чевенгурцы, зато по зрелищной части, по игрищам, по самодеятельности мы теперь впереди планеты всей. Так и хочется сказать, как классик выразился: «Полно ролю-то играть!»
На что художник ответил:
— Впереди планеты всей теперь, как и прежде, карнавал из Рио.
— Тебе волосы под ноль подстригут, — сказала я Саше.
— Аннулируют? — спросил он.
А маленький Костя никак не мог запомнить название прически «под канадку» и говорил:
— Я подстрижен под каналью.
Молодого человека в аэропорту уговорили перевезти маленький пакетик марихуаны. Ему было не по себе. Когда пил он кофий, к нему подошел некто в длинном темном пальто, сказал полушепотом: «Никогда больше этого не делай» — и растворился в толпе, словно померещился. Кто это был? Сотрудник тайный, читающий мысли? Материализовавшийся внутренний голос? Городской сумасшедший? Экстрасенс-доброхот? Молодой человек не стал разбираться в смысле притчи, в которой и сам участвовал, раздраконил злополучный пакетик, спустил его в туалет и едва успокоился, как старуха с баулом и узлом, похожая на цыганку, улыбнувшись, обратилась к нему со словами: «Только дай злу ноготок, красавчик, оно тебе по самое дальше некуда отхватит». Он не успел дрогнуть, пора было улетать, он и улетел, и ни разу с того момента не прозвучала в жизни его наркотическая тема.
— Ты похожа на обеих моих бабушек, которые не похожи друг на друга.
В доме детства, который почти у всех покинут и невозвратен, был у меня зеленый ночник, маленький, меньше ладошки, сделанный из мелкого старинного бронзового подсвечника с абажуром шелковым особого изумрудно-малахитового волшебного цвета. Он погружал мою комнатушку в сказочный полумрак, полный теней, изгонял страхи перед большой темнотою и недобрым неведомым, навевал хорошие сны или отводил дурные. Возле ночника стоял у меня в полной готовности чемоданчик, дареный, кожано-картонный, и я всё собирала кукольные и свои вещички, постоянно при мне он стоял, словно я готова была ежеминутно убыть в Воркуту, хотя ничего о ней не знала, даже название ее было мне неведомо.