И возникает передо мной образ юной Шарлотты Перриан, любившей горы и побережья, одиночки-путешественницы, ночевавшей в стогах сена, среди камней, прогретых солнцем, долго отдававших в ночи древнее тепло, или на топчанах пастушеских приютов, покрытых овечьими шкурами с первобытным первозданным уютом человеческого гнезда.
На тамилином экране еще светилась цитата: «La forme, c’est le fond qui remonte à la surface». («Форма — это глубинная суть, поднявшаяся на поверхность»), Charlotte Perriand, — а паж уже врубил свой магнитофон раньше времени, и излился в воздух женской гимназии теплый переливчивый обволакивающий, околдовывающий слушателя, льющий в уши мед соблазна женский голос, певший немудрящую chanson довоенных лет.
— Вы слышите, — сказала Тамила, улыбаясь, — легенду эстрады, звезду кабаре по прозвищу Черная Пантера (впрочем, было и другое прозвище, Черная Жемчужина) Жозефину Бейкер.
Зал, разумеется, оживился, увидев полуодетую красотку мулатку в перьях и побрякушках, с ослепительный улыбкой, мы не привыкли к подобным изображениям.
— Ну, намылят шею, — весело сказал мой сосед справа, ни к кому, собственно, не обращаясь, — не только Тамиле Доренко, но и всем организаторам да кураторам за этот вертеп разврата.
Сидевший в первом ряду Энверов картинке зааплодировал.
На одной из виниловых пластинок моих друзей-художников Жозефина Бейкер пела «Hello, Dolly».
По дуэтам очаровательная мулатка была большая специалистка. Несколько мужей, без счета любовников, список солидный, кого только там не было, Сименон, Де Голль, Хемингуэй, король Швеции Густав VI и иже с ними.
Жозефина Бейкер, дочь еврея-оркестранта и негритянки, встретилась с Ле Корбюзье на борту корабля. Я лично слышал два разных названия этого корабля; плавали ли они вместе не единожды? туда и обратно? или журналисты были, как всегда, неточны?
Ле Корбюзье, страдавший отчасти, как в начале XXI века будут выражаться, «мужским шовинизмом» и «манией гендерного превосходства», чуть-чуть бирюк, слегка боявшийся «этих баб», — чему мы обязаны фразой о вышивании подушечек в адрес Шарлотты Перриан при первой неудачной попытке ее устроиться к мэтру на работу, — он совершенно оттаял, расколдовался, обрел свободу после корабельного приключения.
Бейкер провела всё время круиза в каюте Ле Корбюзье, рисовавшего ее нагой, она ему пела, пишут, что потом создавал он новые здания в духе ее танцев; после встречи с Жозефиной Корбюзье построил свою виллу Савой, Villa Savoy. На мой взгляд, дом на побережье на мысе Кап-Мартен, построенный им для жены Ивонны, его последнее обиталище, напоминал — в память о Жозефине — корабельную мультиплицированную каюту. Когда он пил кофе с молоком, он улыбался, вспоминая Черную Пантеру, да и вид светлых кофейных зерен возвращал ему блики ее атласной кожи. Его эротические рисунки и фрески, возникшие после каютных радений 1929 года, это тоже Жозефина.