Однажды только случайно я увидел вдруг папу по телевизору... Нет, наверно, не случайно — наверно, мама знала и специально включила.
Отец, взъерошенный, в широком галстуке, сидел в какой-то комнате и горячо, но сбивчиво рассказывал о новом методе, который он придумал, о новых сортах ржи, которые он выводит. Потом пошла пленка: играла музыка, отец ходил по полям в соломенной шляпе. Вот он взял рукой колос, стал рассматривать.
— Сейчас сморщится ведь! — сказала мама.
Тут же он сморщился, как всегда морщился, когда задумывался.
— И ты тоже, — сказала мама. — Так же морщишься! Папа родимый! — Она махнула рукой, потом встала и ушла в другую комнату.
Я слышал его глухой, сиплый голос и почувствовал, как я соскучился. Через два дня были ноябрьские праздники, и я решил вдруг съездить к нему.
Сразу же за вокзалом пошла тьма, темные пустые пространства. Иногда только — фонарь, под ним дождь рябит лужу.
Я смотрел в темное окно, с тоской понимая, что все это — безлюдье, темнота, пустота — имеет теперь отношение к моей жизни.
Я вышел на пустую платформу среди ровного поля. Сошел на темную скользкую тропинку, балансируя, пошел по ней. Тропинку в темноте переходил гусь, из клюва гуся шел пар.
Очень нескоро — будто через сто лет — я увидел освещенные окна. Я пошел вдоль них и в одном увидел отца. Он стоял посреди комнаты, как обычно стоял у нас дома: сцепив пальцы на крепкой лысой голове, покачиваясь с носка ботинок на пятку, задумчиво вытаращив глаза, нашлепнув нижнюю губу на верхнюю.
Я обогнул дом, прошел по коридору, вошел в комнату. Комната оказалась общей кухней — у всех стен стояли столы.
Увидев меня, отец вытаращил глаза еще больше.
— Как ты меня нашел?! — изумленно сказал он.
— Вот так, нашел, — усмехнувшись, сказал я.
— О! Есть хочешь? Давай! — всполошился он.
На плитке кипел чайник. Он снял чайник, поставил кастрюлю с водой. Потом выдернул ящик стола. По фанерному дну катались яйца — грязные, в опилках. По очереди он разбил над кастрюлей десять яиц, стал быстро перемешивать их ложкой.
— Новый рецепт!.. Мягкая яичница! — подняв палец, сказал он (как будто яичница имеет право быть еще и твердой!).
Потом, по своему обыкновению, он стал рассказывать, какие замечательные у него новые идеи, какую инте-рес-нейшую книгу он напишет!
Из десяти яиц получилась маленькая, черная, пересоленная кучка.
— Слушай! — сказал отец. — А пойдем в столовую? Отличная столовая! Класс!
Мы вышли на улицу, пошли в столовую, но там было уже пусто, только толстая женщина выскребала пустые баки.
— Все уже! — зло сказала она. — Раньше надо было приходить!