— Рыгель? Держи его, — закричал Никита.
— Перебирая ладонями по шершавой стене, мы добрались до рыгеля и сумели надеть на рыгель петлю.
— Читаю дальше, — сказал Никита. — Иногда рыгель в пазу заедает, и тогда судно переворачивается... Отцепляй! — закричал Никита.
Перегнувшись, я отцепил петлю. В шлюзе ходили водовороты, нас сразу понесло боком, закрутило. Вокруг была одна только бездушная техника, и лишь на самом верху высоких ворот металась старушка в платочке, жалобно причитая.
Потом мы увидели, что, облокотись на железный борт буксира, за нами с интересом наблюдает человек в замасленной ковбойке, берете и с золотым зубом.
— Правильно, ребята! — вдруг одобрительно сказал он. — Кто не рискует, тот остается... вне шлюза!
Никита спросил его: что уж такого особенного мы сделали?
— В туман... Лутонинскую луду пройти... не скажи!
— Какую луду?
— Ну — пороги... луда, по-речному.
— Да?! — удивились мы.
— Давай, — кивнул он, — за нашу баржу цепляйся! За перо руля!
Перебирая ладонями по нависающему боку баржи, мы медленно подтягивали катер к корме.
— Давай, ребята!.. — Он подмигнул и сипло захохотал.
Несколько смущенные таким успехом, мы поспешили скрыться за кормой баржи и пропустили носовой наш канат в кольцо на пере руля — огромном листе железа, на три метра выступающем над водой. И как раз вовремя: открыли выходные ворота шлюза, все суда стало разворачивать, мотать, и нас вполне бы могло расплющить.
— А как вообще цепляться за руль? Ничего? — спросил я.
— Так на руле специальный дизель стоит. Не рукой же... Думаю, нас и не почувствует.
Канат, провисший до воды, стал подниматься, потом нас дернуло, баржа двинулась! Продетый в баржу канат мы держали за два конца, и удерживать его становилось все тяжелее.
— Постой, — вдруг сказал Никита, — а может, мы боремся друг с другом? Ну-ка, ослабь!
Я приспустил свой конец, Никита — тоже, и все равно мы шли с той же скоростью!
— Старинная морская игра — перетягивание каната! — усмехнувшись, сказал Никита.
Мы затянули петлю и оставили канат. Мы плавно шли вслед за баржей. Мы выходили в широкое Нижне-Свирское водохранилище.
— Все! Глубокий сон! — сказал Никита.
Мы спустились в нагретую каюту, освещенную ярким оранжевым светом от занавесок. Согнувшись, я подошел к плите, зажег газ, стал готовить яичницу. Два яйца, шипя, растеклись по сковородке, третью скорлупу щелкнул я осторожно, и тут же выскользнул желток — кругленький, красноватый. Никита включил магнитофон, откинулся на левый боковой диванчик, довольно блестя глазами, разглядывая весь этот уют, который он создал. Потом он сделал четыре бутерброда с беконом, быстро съел свои два и со вздохом стал поправлять бекон на моем бутерброде.