Я захохотал. Вот так вот всегда бывает! Роешь яму другому и сам неожиданно в неё попадаешь!
— Спасибо! — смущённо выговорил отец. — Но я лечу другим рейсом и в другое место.
— В какое другое? — удивилась женщина.
— Я лечу в Крым.
— А сына отправляете в Сибирь?
— Да! Вас что-либо не устраивает? — спросил отец.
— Нет, ну если вы такой отец... — проговорила женщина.
Я торжествовал. Отец переживал, мама вздыхала. Теперь если бы они даже предложили мне полететь с ними, я бы отказался: страдать, так до самого конца, чтобы все вокруг, у кого в груди сердце, а не камень, жалели тебя.
Я поставил чемодан на весы, взял у женщины посадочный талон и, вежливо поблагодарив, отошёл.
Посадка на оба наших рейса проходила одновременно — две небольшие толпы стояли у двух соседних выходов на лётное поле. Родители последние минуты провели со мной, своим сыном. В той толпе, что улетала в Крым, оказалось довольно много детей — причём примерно в том же возрасте, что и я.
— Интересно, они все круглые отличники? — простодушно спросил я у мамы. — Или, может быть, некоторые из них время от времени получают четвёрки?
Мама вздохнула.
— Не прикидывайся дурачком! — проговорил отец. — Вполне может быть, что не все они отличники, что некоторые из них получают четвёрки и даже тройки; но, значит, они радуют своих родителей чем-то другим, значит, чем-то они заслужили право на отдых!
— Право на отдых имеют все жители нашей страны!
— Но ты забываешь о праве на труд! Об этом праве ты основательно забыл, поэтому придётся тебе на время забыть и право на отдых. Вообще, чем больше я слушаю тебя, тем больше твой развязный, наглый тон убеждает меня в правильности выбранного решения! Хлебни настоящей, не курортной жизни, хотя бы только погляди, как люди работают одиннадцать месяцев в году, тогда, может быть, ты хоть что-то поймёшь!
— Извини, но мне нужно идти! — вежливо прервал его я. — Посадка, к сожалению, уже заканчивается.
— Ладно! Адрес, где мы будем, ты знаешь, в случае чего— давай телеграмму! — буркнул отец.
Да, адрес этот я знал! Каждый год мы останавливались в Крыму, в посёлке Коктебель, у одной и той же хозяйки, Марьи Гавриловны. Дом её стоял в саду. Над столом, за которым мы завтракали рано утром, свисал виноград. Мама обычно успевала уже сходить на базар, приносила черешню, абрикосы, арбуз — Марья Гавриловна давала нам молоко, сыр, яичницу, иногда мы покупали у неё кувшин вина или простокваши. Отец, как правило, бывал в эти минуты весел и добродушен, развлекал нас рассказами о своём трудном детстве; в эти минуты получалось, что детство у него было совсем не трудное, а наоборот, очень весёлое и интересное. Я смотрел на него и понимал, что не всегда, видимо, он был таким занудою, как сейчас, когда-то, видно, он был весел и беззаботен, но потом, видимо, с тех пор, как появился я и начал ему досаждать, настроение его портилось всё чаще.