И начал я работать над просом. Сначала на этой селекционной станции все поля обошёл, потом выпросил у Косушкина лошадь, стал по всей Татарии ездить, по всем полям, осматривать, где что растёт. Довольно пёстрая картина передо мною открылась — действительно очень яркая и пёстрая. Разные метёлки проса очень разные по цвету зёрна дают — и ярко-красные, и жёлтые, и чёрные, бесконечное количество цветов: бланжевый, оранжевый, бежевый. Недавно одним учёным опубликована большая шкала — цветá зёрен проса. Есть там и пёстрые, и полосатые зёрна: красное на белом фоне, серое на белом. Помню, в глазах у меня зарябило от такой пестроты. Кроме того, ещё и по форме эти зёрна отличаются, как я разглядел: шаровидные, продолговатые. Красиво, конечно, такое разнообразие, но подозрительно. Потому что в одной метёлке проса зёрна строго одинаковые — и по раскраске своей, и по форме, — но между соседними метёлками — абсолютное несходство. То есть, как я понял, полная неразбериха в этом деле царит, не какие-то определённые семена высеиваются, а случайная смесь, которая из года в год смешивается всё сильней.
Решил я для начала строго разделить семена по цвету и форме. Брал каждое отдельное растение, отдельно молотил и получал мешочки со строго одинаковыми семенами. На мешочке писал, откуда эти семена, сколько весит урожай с одного растения. На следующий год высеял эти семена на нашем опытном поле — каждый отдельный мешочек на отдельной делянке. Но не был уверен, как получится то, о чём я мечтал. То есть я страстно надеялся, что на каждой делянке вырастет множество метёлок проса — и на всём этом множестве метёлок будут абсолютно одинаковые зёрна! И верил, и не верил я: с одной стороны, уж больно я хотел, чтобы получилось именно так; с другой стороны, я по опыту знал, что природе безразлично то, что ты хочешь, — она скорее по-своему сделает, чем по-твоему. И вот начали подниматься всходы — пока что неясно ничего! Цветение началось — по цветам тоже пока ничего не понять. Но вот созревание — стали в метёлках зёрна завязываться и зреть. И вот — о счастье, большего счастья, может быть, в жизни не было моей: на каждой отдельной делянке — строго одного цвета семена! «Значит, — думаю, — природа не так уж всемогуща, значит, человек всё-таки может ею управлять!»
Пригласил я других сотрудников станции взглянуть на мои делянки. Все, помню, восхищались: никогда ещё такой чёткости в посевах проса не видели. Даже сам Косушкин одобрительно что-то буркнул. Особенно, помню, восхищался новый приятель мой Алексей Кротов — он на этой станции гречихой занимался и вообще в зерновых толк знал. Он, помню, всё повторял: «Ну ты просто художник! Художник! Настоящую картину на поле нарисовал!»