После завтрака композитор мне говорит:
— Может быть, прогуляемся немного?
— Можно!
— Только единственная просьба! — Он сморщился...
— Не приставать к японкам! — сказал я.
Он с удивлением посмотрел на меня.
— Откуда вы знаете?
— Но вы же сами вчера говорили!
— И вы запомнили?! — В глазах его даже слезы сверкнули!
«Да! — думаю. — Что же за сволочи его окружают, неспособные единственную запомнить, такую скромную просьбу?»
Неужто действительно — я самый хороший человек в его жизни?
На прогулке мы разговорились, я рассказал ему о своих делах, он — о своих... Выяснилось, кстати, что связано у него с японками: во время учебы в консерватории влюбился он в одну из японок, с тех пор не может ее забыть. Все ясно!
После прогулки он сидел за роялем, что-то наигрывая, потом пригласил меня и заиграл вдруг прекрасную мелодию!
— Годится? — резко вдруг обрывая, спросил он.
— Для чего?
— Для твоего текста?
Мы обнялись. Обратно ехал я в полном уже ликовании! Здорово я все сделал! И главное — честно! И человеку приятно, и все счастливы!
Иной раз хочется, конечно, приволокнуться за хорошенькой японкой, но можно же удержаться, тем более если человек просит!
Утром зашел я за Дзыней, понесли Ладе Гвидоновне песню.
Лада Гвидоновна наиграла, напела.
— Что ж, — говорит. — Для начала неплохо! Хотите кофе?
— Не знаем, — говорим.
— Учтите: мы только хорошим авторам кофе предлагаем.
— Тогда хотим!
Жадно выпили по две чашки. Лада Гвидоновна в какой-то справочник посмотрела:
— Вам за ваш текст полагается двадцать рублей.
— А за подтекст?
— А разве есть он у вас?
— Конечно.
— Тогда двадцать пять.
Стоим в кассу, подходит к нам Эммануил Питонцев, руководитель знаменитого ансамбля «Романтики».
— Парни, — говорит, — такую песню мне напишите, чтобы английские слова в ней были.
— А зачем?
— Ну, молодежь попсовая — длинноволосая эта, в джинсах — любит, когда английский текст идет.
Приехал я домой, написал — самую знаменитую нашу впоследствии песню:
Поручите соловью —
Пусть он скажет: «Ай лав ю!»
Утром думаю: все, хватит! Пусть Дзыня теперь в Пупышево едет! А то текстов не пишет, с композитором не контактирует, а получает половину гонорара в качестве Костылина.
Вызываю его:
— Поезжай в Пупышево! Все я сделал уже — на готовое, что ли, не можешь съездить? Подселишься к композитору в шестой номер и сразу же скажешь: что любишь тех, что при открытом окне любят спать, а ненавидишь тех, которые к японкам пристают. Запомнил? Или тебе записать?
— Запо-омнил! — Дзыня басит.
Уехал он, а я все волновался, ведь перепутает все, наоборот скажет!
Так и есть! Появляется, без каких-либо нот.