Вот мелькнул красивый, отдельно стоящий дом — может быть, в прошлом даже вилла. Сейчас у нее не было стекол и крыши, а на крыльце красовался транспарант: «Опасная зона». Что значит — опасная? Кто сделал бывшую зону комфорта и отдыха опасной? Для чего? Для того, может, чтобы скрыть от глаз все, что там происходит?
— Да... надеюсь... с японцем этим... официально все сделано? — выйдя из задумчивости, проговорил я.
— А наш шеф не любит официально! — проговорил молотобоец и гулко захохотал.
— Сниму с пробега! — сурово оборвал его Фил.
Мы зарулили в какой-то глухой двор. Спустились по лесенке под ржавым навесом к двери, обитой светлой жестью. Фил морзянкой застучал по звонку. Дверь тяжело отъехала, и мы вошли в подземелье. Тут было все: импортные цветные газовые плиты, во тьме маняще белела сантехника, на грубо сколоченных стеллажах сверкали целлофановой оберткой невиданные обои. Был ли у этого подземелья другой вход, официальный? Очень сомневаюсь. Нас встретила тучная женщина в халате.
— Ну, что, все худеешь? — дружески прохрипел Фил.
Они похохотали, потом скрылись в конторке, пошуршали какими-то бумагами, потом вышли, и Фил сказал:
— Грузите!
Сам он, что характерно, не грузил, дружески зубоскалил с хозяйкой — но и это, наверное, тоже важная деятельность, может быть, даже самая важная?
Мы погрузили восемь раковин, четыре унитаза, шесть рулонов линолеума, двадцать рулонов обоев, десять пачек дефицитного клея. Тут было много такого, что бы нужно было мне, но никакого обнадеживающего намека я не получил. Более того (и это очень встревожило меня), во время прощания хозяйка подошла ко мне и сказала с признательностью:
— Ну, спасибо вам, хоть детишкам садик будет теперь!
Странно!.. При чем здесь я? Что она хочет этим сказать? Ведь, надеюсь, все это сделано по безналичному или как это там? А вдруг, черт возьми, по безналичному для них — по наличному для меня — за мои денюжки? Я яростно глядел на Фила, но он сидел абсолютно непроницаемый.
Неужто я кроме других глупостей в жизни сделался еще и спонсором — чем-то это слово было мне неприятно.
Раковины ездили по кузову, били по ногам — я принципиально убирал ноги: не такой уж я друг детей, чтоб ради них еще и ноги ломать!
С какой-то незнакомой стороны мы неожиданно въехали в знакомый двор и остановились у флигелька, в котором, надо понимать, скоро зазвенят звонкие детские голоса. Я вылез из кузова и увидел, что засада переместилась сюда: тут были и исстрадавшиеся женщины с детьми, и члены комиссии во главе со старичком, и с виду неподвижный обэхээсэсник, который, однако, как в известной сказке про ежика, оказался тут раньше нас.