— Нам куда?
Хозяин мрачно:
— Пройдите в тот зал!
Ушли — и оттуда сразу же выстрелы, вопли донеслись.
— Что это?! — говорю.
— Дожили! — он говорит. — Зал один сдаем под дубляж фильмов!
Ну, это неплохо, наверное. Искусство и смерть. И когда я уходил, оттуда дикий хохот раздавался. Это посильнее, чем «Фауст» Гете.
У орлов спрашиваю — «Не было». У девиц-красавиц — «Нет!». Значит, одному мне тянуть лямку вампира? Прихожу на вокзал. Появление Кошкина с зеленоватым лицом эффектней бы было, но этого гада и на том свете работать не заставишь! По вокзалу метался, успокаивал себя: «Умо-ляю, ты же в хол-ле! Я апеллирую к твоему интеллекту!» Уговорил.
Наконец подали поезд. А вот и Высочанский движется, размышляя о судьбах страны. Встал у него на пути.
— О! И вы здесь? — вздрогнул. — Откуда?
— Из морга, — глухо проговорил.
Он деликатно не стал выспрашивать, как там. Явно, что хорошего — ничего. Скорбно помолчали — пока время не стало поджимать.
— Ну так вот, — торопливо Высочанский говорит. — Вашу лодку, конечно, мы никому не отдадим! Сами доделаем! Так что можете унитаз обратно приваривать! — Улыбнуться попытался, но я не поддержал.
Хотел он хотя бы шаг ускорить, но я не поддержал. Медленно шли.
— И на регату мы с вами пойдем, — Он меня взбадривает, — Только, конечно, без этого солдафона вашего!
Я метнул на него взгляд. Он осекся.
— Впрочем, сами решайте! — торопливо заговорил. Все что угодно уже мог обещать, лишь бы из этого цепенящего Царства Смерти ноги унести! Не сдержавшись, глянул на башенные часы.
— Год уже стоят! — мрачно выговорил я. Он вздрогнул.
Но поезд все же ушел.
Кого это он солдафоном назвал? Гурьича нашего? Чушь! Вот первый командир наш, Пигасов, — вот это был солдафон! Входишь — лежит, грязными носками к тебе.
— Разрешите доложить?
— Докладывайте!
— Извольте встать!
— Что-о-о-о?! Пять суток ареста.
Ну, арест на подводной лодке — значит, не обедаешь со всеми в кают-компании, а на вахту исправно ходишь и на занятия.
Через пять суток являемся оба.
— Разрешите доложить.
— Докладывайте.
— Извольте встать.
— Десять суток!
Являемся через десять суток.
— Разрешите доложить.
— Докладывайте.
— Извольте встать.
— ...Пятнадцать суток!
Весь флот уже следил за нашей титанической борьбой — только о нас в кают-компаниях и говорили. Вдруг является на лодку комбриг, капитан первого ранга Гурьев.
— Почему отсутствуют в кают-компании офицеры Кошкин и Петров?
— Находятся под арестом!
— Ясно.
В очередной раз являемся к Пигасову.
— Разрешите обратиться?
— Обращайтесь.
— Извольте встать.
— Двадцать суток.
И это продолжается почти год. Но служим четко.