Она предчувствует боль моего отца еще до того, как он начинает ее чувствовать, наблюдает за языком его тела, слушает тон его голоса и замечает, что он отвлекается от разговора: она умеет читать между строк. «Я в норме», – говорит отец. Его голос всего лишь чуточку выше, чем обычно, но ей ли не знать, что это значит, ведь она столько часов провела, разговаривая с ним, слушая его. Она вводит лекарство и молча садится рядом, выжидая пятнадцать минут, прежде чем заговорить, и отдергивает занавески лишь после того, как обезболивающее начинает действовать. Шерил понимает, что не почувствуй она приближение боли до того, как та достигла пика, лекарство не подействовало бы так эффективно. Она знает, что не следует отдергивать занавески до тех пор, пока пациенту не станет легче выносить яркий свет, и, если бы она открыла их раньше, он бы еще много часов пролежал с закрытыми глазами. Шерил понимает, как мало у него осталось времени и что ему нужно открыть глаза, чтобы увидеть мою маму. И что моей маме нужно увидеть его. И какое успокоение это принесет ей потом.
Я узнаю, что сестринское дело заключается не столько в выполнении конкретных задач, сколько в мельчайших деталях, благодаря которым медсестра может обеспечить комфорт пациенту и его родным. Видеть людей такими хрупкими в самые значимые и самые тяжелые моменты их жизни и обладать способностью любить абсолютных незнакомцев – это большая привилегия. Сестринское дело подобно поэзии, это территория, где пересекается метафорическое и буквальное. Дыра в сердце – это и есть дыра в сердце, а медсестра – это то, что находится посередине, между умением хирурга зашивать буквальную дыру и дырой метафорической – той тревогой и тем чувством утраты, которые испытывает пациент. Сестринское дело представляет (или должно представлять) собой акт заботы, не делающей различий, акт сострадания и сочувствия. Оно должно быть напоминанием о нашей способности любить друг друга. Если общество можно оценить по тому, как мы относимся к самым уязвимым его членам, то сестринское дело – это мера нашей человечности. И тем не менее оно остается самой недооцененной из всех профессий. При этом любой человек, который работает с раковыми больными, понимает смысл и ценность сестринского дела, быть может, осознавая, что в конечном счете значение имеет вовсе не выздоровление, которое так часто оказывается невозможным.
В 1989 году Нобелевская премия в области физиологии и медицины была присуждена Джону Майклу Бишопу и Харолду Вармусу «за открытие клеточной природы ретровирусных онкогенов». Вармус – ученый, который был назначен Бараком Обамой на должность директора Национального института онкологии. В речи, произнесенной на церемонии вручения Нобелевской премии, он процитировал поэму «Беовульф» и его слова наводят меня на мысль о Шерил, о том, что такое уход за раковым больным, и как важны свет и тепло, которые исходят от медсестры: «“Беовульф” учит нас тому, какое значение имели великие скандинавские залы в те тяжелые времена более тысячи лет назад, когда жизнь человека была столь трудной, он показывает, что эти здания – сосредоточение света, тепла и жизненной силы – служили утешением и поддержкой перед лицом зимней тьмы, холода и постоянной угрозы смерти».