Паллиативная лучевая терапия напоминает процесс забивания гвоздя в гроб при помощи столовой ложки. Тело человека разлагается, заточенное в темный деревянный ящик, но все еще не может обернуться в прах земной. Тем не менее иногда паллиативная терапия используется как метод устранения симптомов. Бывает, что опухоль давит на трахею, и пациент может умереть от удушья, в таких случаях использование паллиативной лучевой терапии позволяет уменьшить размеры опухоли, и в результате приходит другая смерть. Менее тяжелая смерть. Не естественная, но менее тяжелая. В больницах словами «естественная смерть» бросаются так, будто умереть естественным образом – это приятно. Но это не так. Естественная смерть от рака выглядит совсем даже неестественно, ужасающе. Человек начинает разлагаться, пахнуть, гнить, вены набухают и перекручиваются, пациент потеет, пока из него не начинает вытекать жидкость, словно сыр, оставленный на солнце после пикника. Естественная смерть может оказаться самой что ни на есть жестокой пыткой, а паллиативная лучевая терапия, хоть она и мучительна, иногда оказывается не такой страшной.
Мой отец умирает, но теперь – словно в замедленной съемке. И все же он жаждет прожить каждый час, каждую отведенную ему секунду. Он принимает столько трамадола, что его зрение затуманилось, и ему тяжело бодрствовать в течение долгого времени, но, когда он не спит, мы с ним и мамой ходим к морю и смотрим на волны, на свет, на птиц. За те месяцы, пока приближается его смерть, он видит больше закатов и рассветов, чем за все шестьдесят три года своей жизни. Они приобретают важность. Он соглашается на паллиативную лучевую терапию, и я забочусь о нем. Я хочу, чтобы в его глазах отражались закаты, чтобы он держал маму за руку, хочу чувствовать его запах, положив голову ему на плечо, уткнувшись носом в его джемпер, и ощущать особую атмосферу между нами – тысячи воспоминаний и течение времени. Мне нет еще и сорока, а я уже сижу рядом со своим умирающим отцом. Мне снова четыре, он посадил меня к себе на плечи и, показывая на звезды, рассказывает мне о планетах. Мне четырнадцать, я только что рассталась с парнем, и отец качает меня на коленях, пока я рыдаю в его объятиях. Мне двадцать с небольшим, и вот я даю ему подержать свою новорожденную дочку, и у него на лице отражается чистейшая радость, такая абсолютная и всеобъемлющая, какой я никогда в жизни не видела, ни до, ни после. Я хочу, чтобы все это продолжалось.
В Рождество мы идем на пляж. Обычно после рождественского обеда мы отодвигаем в сторону настольные игры и засыпаем на диване в окружении конфетных фантиков, но это папино последнее Рождество. Мы знаем это точно, потому что ни химия, ни паллиативная лучевая терапия, ни стероиды не помогают. Мы знаем это точно.