Я узнал «Гюрзу»[5] – и не спрашивайте меня, как. Пистолетик убойный – за полста метров просаживает лист стали в пять миллиметров толщиной. И «защита от дурака» на нем стоит удобная, аж два предохранителя.
Кнопка-клавиша первого располагается на тыльной стороне рукоятки – стоит ее, рукоятку эту, плотно охватить ладонью, и он отключается. Второй предохранитель не дает нажать на спуск – его кнопка находится на спусковом крючке и выключается указательным пальцем.
Мигом сунув пистолет за пояс, я тут же и запасные обоймы позаимствовал. «Двухсотому» они уже ни к чему, а мне могут пригодиться.
Тут подбежали патрульные.
– Ушел? – крикнул усач в широкополой «ковбойской» шляпе.
– Сва – ик! – лили его.
Усатый посветил, ругнулся, увидав «груз 200», матюкнулся еще разок, узрев «оборотня».
– Ты его? – обернулся он ко мне.
– Я его.
– За это спасибо, – проворчал усач. – «Калаш» только верни.
Я протянул ему автомат, а про «Гюрзу» он не спрашивал…
Где-то с другой стороны участка разок та-такнул автомат. И все стихло.
Тут же показались жертвы оргнабора. Из-за вагонеток выполз безгубый и независимо отряхнулся. Его «подельники» уже налюбовались видом убитого чудовища и отошли подальше от границы темноты и света, а Димон боязливо приблизился. Глядел с очень серьезным выражением лица, а потом, повернувшись идти, выразился:
– Я таких в кино видел.
А вот я углядел другое – смутное пятно за его плечами. Я все это время избегал смотреть на огонь, поэтому и заметил ночного хищника.
– Падай! – рявкнул я, выхватывая «Гюрзу».
Надо отдать должное Димону – рухнул, как подкошенный. Из темноты тут же вырвался знакомый силуэт – упырь, вскидывающий лапы с выпущенными когтями, и напоролся на пулю. Рывок бестии почти погасил ее убойную силу, а вторая пуля добила тварь. Издав низкий рык, упырь повалился, придавливая безгубого. Тот завизжал – и сомлел.
Послышался топот – это спешили давешние гвардейцы, уносившие «двухсотого», и сразу три фонаря осветили чешуйчатую тушу упыря.
– Еще один?!
– Смотря который, – пояснил я, отдуваясь. – Тот, что сверху, сдох. Тот, что снизу, не должен.
Служивые вдвоем откатили труп чудища, вызволяя помятого, но живого и здорового Губошлепа. Залитый кровью и мочой упыря, безгубый, мне кажется, был даже рад такой «маскировке». Что-то мне подсказывает, он и сам напрудил со страху.
Сотоварищи увели безгубого отмываться, а я вернулся к «своему» костру. Эдика не было, а Кузьмич, похоже, и не покидал облюбованного ящика.
– Ну, ты даешь, – покачал он головой и кивнул на мою робу, под которой едва проступала «Гюрза». – Разжился?