– Пригодится в хозяйстве, – проворчал я.
– Эт-правильно… – кивнул Бунша, засовывая свой пистолет в кобуру.
А я подвигал плечами, руками, прогнул спину. Устал я чего-то…
– Аппетит не пропал? – поинтересовался Кузьмич.
– Ну уж нет!
Бунша подошел со свету и вытащил мешок, набитый не то кочанами капусты, не то футбольными мячами – было похоже.
– Пора подкрепиться, – сказал он.
Кузьмич вынул из мешка пару пупырчатых шаров и постучал ими друг о друга.
– Наш ужин, – объявил он. – Это вот – плод мясного дерева, а этот – хлебного. Не того, что на Земле растет, я те и не пробовал никогда. Все здешнее. Кладешь брот в костер – через полчаса каравай готов. Вот и все.
– А мясное дерево? – полюбопытствовал я. – Что-то типа соевого мяса?
– Чистая говядина! – высказался Кузьмич. – Или свинина. Тут от сорта зависит, – расширял он мой кругозор. – На юге, если по берегу от Усть-Герроса идти к Новой Ялте, растут махи со вкусом курицы или какой иной птицы.
– Махи?
– «Мах» по-монгольски будет «мясо», – объяснил бригадир.
– Понятно…
Бунша рассмеялся.
– Ничего ты еще не понял, но за день ни хрена не уразуметь. Я тут сколько уж лет толкусь, а и то… Дикие махи растут в радиусе трехсот километров от Нового Киева, дальше их не встретишь. Видать, не зря все четыре портала у Нового Киева стоят – место там какое-то особенное, пришельцами излюбленное. Вопроса нет – это все пришельцы какие развели и наверняка – гуманоиды, вроде нас. А мы, стало быть, пользуемся…
Махи с бротами трескались, напуская манящие запахи, и скоро вся бригада собралась вокруг, предвкушая пиршество. Бунша выкатил два обгорелых шара. Они лопнули посередке, как орехи, и распространяли дивные ароматы свежеиспеченного хлеба и шашлыков. Я чуть слюной не подавился.
Брот, пока пекся, верхнюю скорлупу выдавил и разбух, образуя каравай в форме толстого гриба. Я отломал кусок горячего, дымящегося хлеба, а Кузьмич, ловко орудуя ножом, вырезал мне изрядный ломоть мяса.
– И солить не надо, – сказал он, откусывая.
– Фкушно! – еле выговорил Полторашка с набитым ртом. Да кто бы спорил… Правда, доедать нам пришлось на ходу – «КамАЗ» вернулся под погрузку.
Вернулись мы поздно, усталые, но сытые. И сразу завалились спать. Тука полез на чердак к своим, но меня уже ничего не интересовало, ни свои, ни чужие.
Подъем скомандовали в семь утра, а я поспать люблю. Впрочем, меня утешало одно обстоятельство – на Манге сутки длиннее, где-то двадцать пять часов с копейками. Так что можно было сказать, что встал я в восемь.
Спалось мне на новом месте не очень. Кто-то храпел, кто-то стонал, да и спина с непривычки побаливала. Даже когда наступала полная тишина в блоке, шум накатывал снаружи – самосвал проезжал, пол «толкался», а вскоре и воздушная волна доходила – это взрывники трудились, варварски разваливая заброшенные горизонты.