Как-то встретила на улице Алексея.
— Где ты пропадала? — спросил он.
И вдруг покраснел, стал бессвязно говорить о разных пустяках.
— Я каждый день ездил в Андреевку чинить птичник… Хотел как-то зайти к тебе, да постеснялся: поздно было.
— Правда, хотел зайти? — В глазах Ники загорелись радостные огоньки.
— Куда идешь?
— Просто вышла прогуляться.
Они пошли рядом. Дул холодный ветер. Дома заволакивали белесые сумерки. Из мастерской выплывали звенящие звуки: «Дзень-дзень-дзень!..» Казалось, кто-то властный и сильный льет эти металлические звуки над селом, чтобы напомнить людям о прочности жизни, о сбыточности их надежд.
Алексей взял ее под руку, неуверенно пригласил к себе домой.
— Пойдем! — охотно согласилась она.
Квартира Венковых удивила Нику простотой обстановки: обеденный стол посередине большой комнаты, табуретки, полки с книгами вдоль стен.
— Что тут интересного? — спросила Ника, перебирая книги на полке.
— Да ничего нет. Вот разве это, — он вытащил из тумбы стола альбомы с репродукциями картин. — Посмотри, пока я печку затоплю.
— Я помогу тебе, а картинки посмотрим вместе.
— Кар-тинки! — Алексей поморщился. — Это — искусство! Тут Третьяковка, Эрмитаж, Русский музей, Дрезденская галерея, а ты — кар-тин-ки!..
Минуту Ника хлопала глазами, потом резко подошла к печке, открыла дверку.
— Давай затопим.
Алексей выскочил в сени, принес ведро с углем.
Когда от растопки занялся уголь, от печки пошло по избе слабое, но уже животворное тепло, Алексей усадил Нику у обеденного стола рядом с собой, и они стали смотреть альбомы. Некоторые из картин Ника видела в маленьких репродукциях, но то, что открылось перед ней сейчас, было несравнимо с виденным прежде. Это были прекрасные воспроизведения картин, с передачей чистоты красок и фактуры холста. Но самое главное, что почувствовала она, — с репродукций смотрела жизнь, неведомая ей доселе, но понятная, правдивая, трепетная.
— А вот твоя тезка, — Алексей показал на изображение женщины с крыльями. — Ника Самофракийская. Третий век до нашей эры.
— Так вот она какая! — удивилась девушка. — Без головы.
— Вся — стремление вперед и вверх.
— Да-а… мне о ней один художник говорил. — Какое же прекрасное лицо должно быть у нее, если такое тело!
Она надолго умолкла, вся уйдя в созерцание гибкого женского тела, угадываемого под беспокойными складками одежды, и казалось ей, что на фотографии проступает не снимок с мраморной скульптуры, а живая прекрасная женщина.
— Ты бывала в картинных галереях? — спросил Алексей.
— Нигде я не бывала, кроме областного города, ничего не видала.