— Ты говоришь так, будто у тебя жизнь не сложилась.
— Да, не сложилась, — горячо ответил он. — Не удалась. — Порывисто прошелся взад-вперед, сел на стул, опустил взлохмаченную голову и, виновато глядя куда-то мимо Ники, стал рассказывать о себе низким приглушенным голосом:
— Я испытал на себе и клевету, и несправедливость людей… О! Это такие штучки, такие штучки!.. Всю жизнь не соскоблишь с души. А если и очистишь, все равно нет тебе доверия. Вот и произошло крушение моих надежд и идеалов. Осталось жить ради жизни. Это трудно. Сознавать, что жизнь твоя ничтожна, мелка, неинтересна…
Что располагало его к откровенности, Ника не понимала. Но ей стало ясно одно: Жбанов «ушибленный» и несчастный.
— А я считала твою жизнь благополучной.
— Со стороны судить — можно ошибиться.
Они помолчали, глядя друг другу в глаза и зная, что не все досказано, не вся вывернута душа.
— И вот осталось одно: жить! — сказал Владимир мягким, проникающим в сердце голосом. И после короткой паузы твердо ответил: — Надо просто жить!
После его ухода Нике стало невыносимо тоскливо. В гнетущей тишине однообразно, бесчувственно стучали ходики с лисьей мордочкой над циферблатом.
Она замечала, что всякий раз после разговора с Владимиром на душе у нее делалось смутно, все казалось безрадостным, во всем она сомневалась. Умел он так разговаривать, что потом долго все ей было не мило и жизнь представлялась пустой, ненужной. Встреч с ним она не искала, но он подвертывался под руку как раз в то время, когда у нее на душе «кошки скребли».
Приходило на ум, что, возможно, Алексей Венков неправ, осуждая Владимира. Как-то Алексей сказал, что не любит «типов, подобных Владимиру».
— Почему? — спросила Ника.
— Мещанство прет из всех его пор… И хи-и-итрый — ужас!
— Может быть. Но согласись, что есть в нем что-то привлекательное.
— Умение одеваться, например.
— А что?
— Еще хорошо калымит.
— Да уж мимо рта не пронесет.
— В общем — уйма качеств.
— Почему ты так озлобился на него? Вы были раньше знакомы?
— Нет. И советовал бы тебе… не развешивать уши.
— На что ты намекаешь?
— Ни на что.
— Может, ревнуешь?
— Дурочка ты! Вот что!..
Она повернулась, гордо вскинула голову и ушла, чувствуя себя оскорбленной.
При воспоминании об этом ее бросало в жар. Глупо, конечно, все получилось. Особенно насчет ревности… Не подумав, брякнула слово не к месту.
Ника жила уединенно, много читала. Ей казалось, что она забывается, отгораживаясь книжным миром от окружающей жизни. На самом деле в одиночестве тоска ее незаметно для нее самой росла и завладевала не только чувствами, но и умом.