— Повышаешь… — Анна Семеновна повертела растопыренными пальцами у своего лба, — уровень…
Ника заподозрила насмешку и ничего не ответила.
— Я к тебе по делу. — Анна Семеновна расстегнула полушубок, согнала платок с головы на шею. — Помоги. Начинается опорос, твоя помощь вот так нужна, — женщина провела ребром ладони у себя по горлу.
— Почему именно моя?
— Понравилось, как ты у нас работала. Недолго, правда, но хорошо, расторопно. Ну, чего молчишь-то?
— Думаю.
— Долго думаешь, будто мужа выбираешь.
— Как же не думая-то! Дома дел полно да и готовиться к экзаменам надо.
— А Николай Семенович очень просит тебя и твердо надеется.
— Ты это сейчас придумала?
— Честно говорю. Он так и сказал: «Попросите от моего имени Филатову. Не сомневаюсь, что она поможет свинаркам».
— Надолго?
— Недели на две.
— Так уж без меня не обойтись?
Анна Семеновна развела руками.
— Никак. Дело сложное, аккуратность, чистота требуется. Тебе мы верим.
— Так вы меня в родильное?
— Ну да.
— Ладно. Помогу.
Свиньи поросились большей частью по ночам. В теплом помещении, пахнущем карболкой, неподвижно лежали на сухой соломе тяжелые матки. Обычно злые и тупые глаза их порой светились живыми огоньками.
— Кажется, нет животного бесчувственнее свиньи, а и она переживает, — сказала Даша, показывая на крупную матку с блестящей белой щетиной.
В свежестираном халате, в резиновых перчатках, подтянутая и деловая, Даша похаживает мимо маток, любуется народившимися поросятами.
— Как игрушки! Ровненькие, беленькие… — Вздохнув, сокрушается: — Непородистые, мало — семь-восемь от матки. Что-то принесет Зойка?
Зойка, породистая матка-рекордистка, развалясь на соломе, шумно дышит и постанывает.
— Кра-са-ви-ца! — ласково гладит ее Даша.
В полночь Ника отлучилась в дежурку выпить стакан чаю. Только уселась за стол, как услышала за дверью возглас:
— Зойка рожает!
Дремавшая на топчане Анна Семеновна вскочила.
— Пошли!
В родилке Даша уже принимала поросят.
— Помогай! — бросила она Нике.
Поросята были маленькие, горячие, скользкие. Ника обтирала их полотенцем и осторожно клала к брюху матери, к набухшим соскам.
— Молодчина Зойка, — шептала Даша. — Так и сыплются… как горошины из стручка.
Тут же сидела на корточках Анна Семеновна, ни во что не вмешиваясь. Ника поняла, что Даше оказано полное доверие, и она как-то иначе, с большим уважением смотрела на щеголиху и насмешницу. Сейчас Даша была серьезной, почти торжественной. Это настроение ее передавалось и Нике.
— Все! — сказала наконец Даша, споласкивая в ведре руки.
— Пятнадцать штук! — восторженно произнесла Анна Семеновна. — Новый рекорд. Ай да Зойка!