— Талантливые люди пьянствуют сознательно, из-за неудовлетворенности в жизни, а все прочие — по слабости воли или ради баловства, — высказал Владимир давно отстоявшееся мнение и опять полез на крышу устанавливать антенну.
Через несколько дней над крышей поповского дома стоял высокий шест с хитроумными металлическими перекладинами и проводами, а на калитке появилось объявление: жители Усовки приглашались смотреть телевизор.
Это был первый телевизор в селе, и зрителей набралось много. Поп произнес речь, одна часть которой была обращена к верующим, другая к безбожникам.
— Бог вразумил людей сделать такое, что не каждому доступно понять. Люди разговаривают на расстоянии по проводам и без проводов, летают по воздуху, послали ракету на Луну. А теперь вы увидите передачу изображений на расстоянии. — Сделав долгую паузу, он продолжал: — Мы живем в век химии, физики, электроники. То, что вчера казалось загадкой, сегодня стало обыденным, то, что сегодня еще не познано, будет познано завтра.
Владимир Жбанов объяснил, как он наладил прием передач с ретранслятора, расположенного за полтораста километров от Усовки. Его никто не понял.
— Сейчас вы увидите передачу из Москвы…
На другой день по селу не умолкали разговоры о телевизионном вечере в поповском доме.
— Будто перенеслись в Москву!
— И в театр заглянули, и в Кремль.
— Там какого-то посла принимали, все начальство вот рядышком, рукой дотянуться можно.
— Еще море показали.
— Диво!
Одна бабка Матрена не выказывала удивления ни у попа, ни в разговорах на другой день. Она говорила равнодушно и немного хвастливо:
— Когда я гощу у сына в Москве, кажинный вечер телевизер гляжу. Хошь днем глядеть — гляди, можно и днем, надоест даже.
Удивлялась она попадье:
— Полы-те ей натоптали, мыть надо, а она ничего, привечает людей.
Трофим Жбанов выговаривал сыну:
— Эх, Володя, Володя! Срамишь ты меня. Прямо мне не говорят, но стыдно мне с Николаем Семенычем и Сергей Васильевичем встретиться. Вырастил, скажут, сынка, с попом связался.
— А народ что говорит?
— Народ что ж… Кто был у попа, те захлебываются, а кто не был, не хвалят тебя. Говорят, поп — ухарь, всех норовит к себе расположить. Бросил бы ты его… попа-то…
Владимиру стало жаль отца. Стоит он перед ним тихий, будто сам виноватый, усы обмякли, плечи согнулись.
— Кто станет болтать, скажи, что мне интересен не поп, а работа. Сделал особую антенну, для дальнего приема, и, видишь, — получилось.
— Люди этого не поймут, скажут, ради денег.
— Всякий труд должен быть оплачен, — изрек Владимир.
В тот же день его пригласили в правление колхоза. «Венков и Перепелкин просят», — сказал посыльный.