— Алеша! Алеша! — будил отец, тряс за плечо. — Вставай, на работу пора.
И каждое утро Алексей с трудом вылезал из-под одеяла, протирал глаза, потягивался, прогибая сильную, тонкую, как у девушки, талию. В ослепляющем электрическом свете видны были на стене ходики. Стрелки показывали шесть часов. Алексей подходил к окну, глядел, какая погода. В сизой морозной мгле смутно угадывались дома с красноватыми от огня окошками. Отец, ложившийся позднее Алексея, бодрый, аккуратно причесанный, уже возился у стола с завтраком.
«И когда он спит? — удивленно думал Алексей, брызгаясь под рукомойником. — Встает чуть свет, сидит за полночь».
А отец жевал хлеб со свиным салом, пил горячий чай, торопил:
— Пошевеливайся, Алеша. Тебе опаздывать на работу никак нельзя.
Алексей и сам знал, что ему надо приходить на работу первым. «Ох, нелегко быть сыном председателя».
Отец уходил раньше. У него — сотни дел, и все неотложные. Алексей один допивал свой чай, прибирал на столе и, забрав ящик с плотницким инструментом, выходил из дому.
Остро дышалось морозным воздухом, знобило лицо и шею, скрипел под валенками снег. Кричали петухи, лениво взлаивали собаки, стрекотали сороки на тополях, хлопали калитки, кашляли и разговаривали люди.
Второй месяц строилось помещение для детского сада, и все это время Алексей каждый день в один и тот же час ходил на стройку. Внешне ничто не менялось на его пути. Те же дома с голубыми и зелеными наличниками на окошках, те же стынущие грязно-серые тополя, та же дорога, осыпанная соломинками и затвердевшим конским навозом. Все было таким же, как вчера, неделю, месяц назад. Но всякий раз, идя по улице, Алексей нес в себе новое ощущение жизни, новую силу.
Лавруха хвалил:
— Из тебя хороший работник выйдет.
Приспособился Алексей к плотницкой работе, орудовал топором ловко, со смекалкой, с молодой силой.
Дивились плотники: городской, сын ученого, а смотри ты! Откуда что берется? Вместе со всеми ворочал он звонкие бревна, стесывал заболонь, вырубал пазы, выдалбливал гнезда для шипов. Приноровился глаз его к прямизне линий, стал точным. Не научился он одному, как ни старались плотники, — сквернословить.
Венец за венцом поднимались стены, свежо желтея строгаными бревнами. Еще невидимы были даже контуры дома, но Алексей видел его в своем воображении таким, каким задумал Лавруха. С рублеными углами, с ажурно-резными наличниками, с фигурным карнизом и украшениями по фронтону, с лесенками и переходами, он расцветет, точно сказочный, появившийся откуда-то из небытия, непривычный, веселый, светящийся радостью.