— До этого еще не дошло.
— Просто никто не додумался.
На повороте у полевой дороги Ника увидела «газик» с выгоревшим брезентовым верхом. Около него стоял Венков в парусиновом пиджаке и соломенной шляпе. Он пошел навстречу комбайну, легко взобрался на него на ходу, закричал Филатову в ухо:
— Все бригады косят… И в Андреевке, и в Лапшовке, и здешние… Переспевает хлеб, надо торопиться.
— За десять бы дней свалить, а подобрали бы за неделю, — надсадно кричит бригадир.
Венков охватывает быстрым взглядом поле, прикидывает в уме, сколько скошено со вчерашнего ужина, приближается к Нике.
— Тяжело? — слышит она и поворачивается к нему, близко видит до черноты загорелую шею, пучок волос в красном ухе, отвечает громко, отделяя слова:
— Ничего!..
Поговорив с Филатовым о жатве, распорядившись, чтобы косили еще ниже, Венков сбежал по трапу, спрыгнул на землю и пошел к другому сцепу машин, поджарый, юношески подвижный.
К обеду Нику разморила жара. От долгого стояния на тряской машине дрожали ноги, ломило поясницу. Когда подъехала одноконная подвода и Лиза, стоя в передке телеги, стала махать платком, Ника обрадовалась отдыху.
Умолк шум моторов. В тени комбайна собрались механизаторы. С красными, потными лицами раскидались в свободных позах — кто сидел, обхватив отяжелевшими руками согнутые в коленях ноги, кто полулежал прямо на колючей стерне. Во всех чувствовалось одно: усталость, наслаждение отдыхом и сознание важности своей работы.
Лиза зазвякала половником, наливая из двухведерного бидона в миски похлебку со свининой, люди стали разбирать ложки и куски хлеба. Ели медленно, много, со вкусом, потом жадно пили холодную воду, пахнущую деревянной бочкой, курили и мало-помалу начинали разговаривать неторопливо, негромко.
Нике не думалось о еде во время работы, ей хотелось напиться и полежать. Но, попробовав похлебки, она с наслаждением съела полную миску и ощутила слабость во всем теле. Лежа в сторонке от мужчин, в прозрачной тени, не дающей прохлады, а только укрывшей ее от прямых лучей солнца, на мгновение услышала скрип телеги, потом потрескивание сохнущей соломы и крепко заснула.
* * *
Оставляя за собой вытянутое желтое облако пыли, мчатся по дорогам грузовики: от комбайнов на тока, с токов — на элеватор, что высится серым небоскребом на железнодорожной станции.
Алексей ведет нагруженную машину на элеватор по знакомой дороге. Он знает на ней все подъемы, спуски и повороты, все выбоины. С машиной он сжился, знает ее поведение, чувствует ее в руках.
Уже две недели возит он зерно. С родителями видится случайно и мельком, ест, где придется, спит, где застанет ночь. Алексею не в тягость такая жизнь, она увлекает его. Ему нравится, что людей связала общая работа, понятен смысл тяжести и лишений. Слово «хлеб» в эти дни произносится чаще других слов. Хлеб, хлеб, хлеб!.. И приходят Алексею на ум мысли о том, что тысячи лет люди трудились, прежде чем научились выращивать зерно, выпекать из него хлеб, без которого немыслима жизнь человека.