Каждый раз, возвращаясь домой, Николай Семенович Венков проходил мимо старой, покосившейся избенки, стоявшей на склоне у моста через овраг. Избенка была такая ветхая, что, казалось, вот-вот рассыплется по бревнышку. А бревнышки позеленели от старости, крыша прогнулась, завалилась и каким-то чудом держалась на гнилых покосившихся стропилах.
«В таких избах прежде старухи-бобылки жили», — думал Венков и представлял внутренность избы с убогими, заеложенными до блеска лавками, с некрашеной, исскобленной ножом столешницей, с пучками сушеных трав на стенах, с шуршанием тараканов в каждом пазу, в каждой щели.
Избушка вызывала у Венкова любопытство, и однажды он постучал в покосившуюся дверь. В ответ послышался бойкий голос:
— Погодь маленько, сейчас отчиню.
Венков слышал воркотню, кряхтенье, тяжелую возню. Наконец дверь зашаталась, приподнялась, чуть не соскочив с петель, и, скребя пол, открылась. В желтом свете керосиновой лампешки стояла старая, с пухлым подбородком и отвислым кончиком носа женщина. На приветствие Венкова ответила изумленным возгласом:
— Ба-а-тюшки! Никак сам председатель, товарищ Венков!
— Он самый. Давно собирался зайти, да все некогда было.
— Милости просим. Как раз к чаю подгадали. Раздевайтесь.
— Пожалуй, посижу немного. Как вас звать-то?
— Матрена Васильевна. Вот тут садитесь, — хозяйка показала на табуретку у стола. — Я рада. Редко ко мне заглядывают: кому нужна старуха?
Наливая чай и пододвигая гостю масло на блюдце, она продолжала не по-старушечьи сильным и бойким голосом:
— Угощайтесь! Сегодня от сына посылку получила из Москвы: масла, рыбки копченой. Тут ведь нет ничего.
— Странно мы живем, — с горечью ответил Венков. — В деревню масло из Москвы приходится посылать.
— А чего ж удивляться! — возразила Матрена Васильевна. — В деревне живем. Конечно, у кого своя корова, тот масло собьет, а у меня коровы нет. Напишу сыну, он мне посылочку. Пейте, ешьте, пожалуйста.
Венков намазал кусок хлеба тоненьким слоем масла, стал пить чай, разглядывая старушку. Она была еще бодрая, с энергичным, хотя и одутловатым лицом, с быстрыми глубоко сидящими глазами. Сосредоточенно, всласть пила чай из фарфоровой кружки с кремлевской башней и надписью «800 лет Москвы».