Ника знает, что цена на базаре у всех одна, и женщина в конце концов купит картошку по рублю за три кило, но обойдет весь базар и всласть наругается. Ругаются и ворчат на дороговизну многие покупательницы, но Ника не огрызается, как другие, отмалчивается. Да разве можно отвечать? Тогда пришлось бы говорить о том, каким трудом достается картошка, сколько раз за лето надо ее промотыжить, окучить, полить. А чего стоит доставить на базар! Взять хоть эту поездку. Председатель смилостивился, дал два грузовика, все желающие не смогли уместиться, пришлось очередь завести. Шесть мешков повезла Ника. Дома отец нагрузил, а в городе пришлось нанимать грузчиков, платить за место, за весы и стоять за прилавком с восьми утра до семи вечера. Обратно домой на поезд надо расходоваться, а от станции попутную машину ловить, опять расход.
Было время, в газетах осуждали колхозников за базар, стыдили. «А почему должно быть стыдно? — думает Ника. — Рабочему не стыдно за свой труд зарплату получать, а почему колхознику стыдно?.. Не-ет! — возражает Ника кому-то незримому. — Картошка выращена мной, моими родителями, и я не стыжусь получать за нее: в ней же труд нашей семьи. Вон руки-то какие от этого товара!» — Она смотрит на свои испачканные землей пальцы, на черноту под ногтями. — Конечно, я способна делать что-нибудь другое, посложнее… Для чего-то учили синусы-косинусы, законы физики и химии.
Подходит мужчина, строгий на вид, как учитель, смотрит через очки на картошку.
— Почем?
— На рубль три кило.
— Взвесьте, пожалуйста.
Пока Ника взвешивает, он смотрит на нее, потом спрашивает, из какого места картошка, хорош ли нынче урожай. Она отвечает коротко.
— А мешком почем?
— Цена та же.
— Оптом всегда подешевле. И быстрее продадите.
— Продам и весом.
— Не цените вы, деревенские, время… Ну, вот что… я вас запомнил. Сейчас сварю, если вкусная, разваристая, приду мешок куплю.
— Снежинка, разваристая, вкусная.
— Посмотрим. — Слегка кивнув, мужчина уходит.
«Посмотрим», — мысленно отвечает ему Ника. Не раз она уже слышала такие слова, но люди то ли говорили их так просто, то ли картошка им не нравилась, но ни один покупатель не пришел другой раз, не купил мешок.
Шумит-гудит огромный крытый рынок. Течет пестрый людской поток, катятся тележки с продуктами, гнут спины грузчики, врывается крик: «Дорогу! Поберегись!»
Какие разные люди проходят перед Никой. Пожилые и молодые, красивые и безобразные, здоровые и уроды, скромно одетые и расфуфыренные. И всех гонит сюда желудок, требуя пищи, пищи, пищи. Нике вспомнилась прочитанная как-то книга «Чрево Парижа», и она подумала, как ненасытно чрево большого города. «Что ни привези на базар — все будет куплено и съедено. Еще ничего не увозилось обратно домой… Так почему же так часто злы на нас покупатели? А что было бы, если бы ни один колхозник не повез в города свои продукты?» Она не могла представить последствий этого, но понимала, что город это почувствовал бы.