Эпоха Плантагенетов и Валуа. Борьба за власть (1328-1498) (Фаулер) - страница 84

». Если войско терпело поражение, герольды брали на заметку тех, кто бежал с поля боя, подсчитывали потери и устанавливали личность наиболее важных из убитых воинов. Нетрудно понять, почему в повествовании Фруассара столь часто встречаются сцены, в описании которых мы читаем о «новых, сияющих доспехах, знаменах, развевающихся на ветру, отрядах, скачущих в стройном порядке», или о знаменитых рыцарях, например, о сэре Джоне Чандосе «с штандартом впереди него, с отрядом вокруг него, с гербовым щитом, великим и большим, на котором вычеканен его герб»; и столь же очевидно, из каких источников хронист получал свои сведения. Аспекты войны, фиксировавшиеся герольдами, как раз в наибольшей степени соответствовали духу рыцарственной школы историков, которые писали, в первую очередь, для знати, желавшей, чтобы ее деяния были представлены достойным образом. Предпринимались также попытки ввести своего рода культ современников, проявлявших совершенные добродетели и дух рыцарственности: они нашли воплощение в ряде хвалебных жизнеописаний, среди которых наиболее достойными внимания являются биография Черного принца, написанная герольдом Джоном Чандосом, биография коннетабля Дюгеклена, созданная Кувельером, и биографии второго маршала Бусико и Жака де Лалена. «Сей честный принц, о котором я веду свой рассказ, — писал Чандос о победителе при Пуатье, — со дня своего появления на свет был полон мыслями о верности, бескорыстной отваге и кротости и был одарен доблестью». Он желал посвятить все свои дни «заботе о справедливости и честности» и был «необычайно храбр, смел, отважен, куртуазен и так мудр». Как говорит Кувельер в произведении, которое было названо последней из «Песен о деяниях» (chansons de geste), Дюгеклен был самым доблестным рыцарем со времен Роланда, а его деяния достойны сопоставления с подвигами Александра, Артура, Пиппина, Годфрида Бульонского и Саладина.


Смерть Бертрана Дюгеклена

Эсташ Дешан идет еще дальше и добавляет его имя к списку «Девятерых героев», символу языческого и христианского рыцарства. О бургундском «славном рыцаре» (bon chevalier) Жаке де Лалене, рыцарские странствия которого описаны в другой «Песне о деяниях», говорится, что он был прекрасен, как Парис, благочестив, как Эней, мудр, как Улисс и пылок, как Гектор, к тому же куртуазен, великодушен и даже смиренен перед своими противниками. О младшем Бусико в хвалебной биографии, появившейся при его жизни, рассказывается, что помимо свершения незабвенных ратных подвигов, он отличался таким благочестием, что каждый день поднимался ни свет ни заря и молился в течение трех часов, дважды слушал мессу, а по пятницам всегда носил черное. По воскресным и праздничным дням он пешком совершал паломничества, беседовал на святые темы, велел читать себе вслух жития святых или повествования о «героических деяниях — римских или иных». Он вел умеренную жизнь, говорил мало — и то лишь о Боге и о святых или о рыцарственности и добродетели. Он даже отучил своих слуг от сквернословия! Нелегкая жизнь этих воинов и государственных деятелей скрыта под обликом идеального героизма. Безусловно, реальные люди мало походили на эти портреты. Они не больше чуждались алчности и насилия, чем все остальное рыцарственное общество, однако литературные эталоны и высокие аллюзии непорочного и благородного образа жизни отвечали запросам современников.