«Это временно», – как мантру повторяла она и по ночам, проснувшись, подходила к окнам: сидят ли? Сидят. При свете луны, втроем.
Она не встречалась с троицей в дневное время. Даже когда в их дворе проходили похороны и собралось столько народа, сколько Инна не встречала во всем городке прежде, старух среди них не было.
«Почему же вы не явились на похороны? – подумала Инна, скользнув глазами по процессии. – Вы же так любите мертвецов»…
В гроб она посмотрела не из любопытства, а втайне надеясь, что увидит там одну из старух.
Но в гробу лежал парень, с которым она столкнулась в подъезде неделю назад. Волчонок. Лешка Талый.
По рукам девушки побежали мурашки.
«Это совпадение, – подумала она, – так бывает. Парень вертелся в маргинальной среде, нет ничего удивительного, что он погиб, как старухи и предсказывали»…
Предсказывали…
«Нет ничего странного в том, что они говорили о теракте за день до теракта – в мире происходит столько взрывов»…
Инна нервно потерла лицо рукой.
Она подумала, что нужно спросить, как именно погиб Талый, убедиться, что подробности смерти не совпадают с опередившими их сплетнями…
Спросить хотя бы у той девушки, что стоит в обнимку с мужчиной кавказской национальности…
Но она не спросила. Она пошла в квартиру, надеясь, что горячая ванна избавит ее от дурных мыслей.
В следующую субботу они с Вовой целовались в арке перед нехорошей квартирой Булгакова, и он мял ее груди и жарко сопел в шею.
– Ко мне нельзя, – сказал он, – у меня ремонт, живу у друга.
– Поехали ко мне, – тяжело дыша, произнесла она.
Этим вечером городок не показался ей ни опасным, ни зловещим. Всего-то надо было чувствовать мужское плечо, мужские губы под каждым неработающим фонарем.
– Вот там я живу.
Старух она увидела издалека. Горделиво выпрямила спину, подхватила спутника под локоть.
Старуха с кондором и старуха со спицами повернули к ним головы, лишь та, что сидела в центре, осталась привычно безучастной.
– Не здоровайся, – шепотом предупредила Инна.
– С кем? – уточнил Вова, и тут же старуха с кондором сказала, обращаясь к своим товаркам:
– А это Вова Емеля, в Москве без году неделя, врет, что коренной москвич, а у самого долги и ВИЧ.
Слова прозвучали совершенно четко в абсолютной тишине.
Инна ошарашенно посмотрела на старух.
Те были заняты своими делами. Спицы подбирали черную пряжу, пальцы двигались в семечках, широкие каштановые листья хлопали в воздухе.
– Ты… ты слышал?
– Что, куколка?
Инна подняла глаза на Емельянинова.
Он спокойно улыбался ей. Нет, он не слышал. А может быть, и нечего было слышать…