– Хелена Соучкова. Концерт. А за нашим за забором блеют овцы дружным хором.
Все смеялись, даже пани учительница, и было очень здорово. Если бы я рассказала «Я еще девушка юная слишком», все бы тоже смеялись, но совсем по-другому. Я же вижу разницу. Я даже не расстроилась, что никакого мороженого мне не дали. Но Каченке я лучше не буду об этом рассказывать. Я не уверена, что это все же не был обман.
Потом я в последний раз зашла в театр, подождать Пепу и попрощаться. Как раз когда я разговаривала на вахте, зазвонил телефон. Вахтер снял трубку, минуту слушал и потом сказал: «Пани Соучкова уже здесь не работает, я бы позвал ее мужа, пана Брдёха, но он еще на сцене. Позвоните примерно через полчаса».
– Кто это? – спросила я.
Вахтер закрыл рукой трубку и сказал мне, что это звонит театр Шумперк.
– Тогда дайте мне, я разберусь, – сказала я. В Праге у нас будет телефон, нужно учиться.
– Алло? Подождите секунду, с вами поговорит дочь пани Соучковой.
Вахтер передал мне трубку и сразу сунул бумагу и карандаш.
– Как следует все запиши, – прошептал он.
Звонил какой-то пан Выгодил, директор театра в Шумперке в Моравии, он говорил, что у него для Каченки есть ангажемент и что ей нужно как можно скорее перезвонить по номеру, который он продиктовал.
Я хотела сказать, что все передам, но потом обернулась – а за мной стоит Андреа Кроупова. Она тоже как раз пришла позвонить. И тогда я сказала: «Пан директор, я все передам, но это, наверное, не имеет смысла, потому что у мамы уже есть ангажемент в Праге, в Национальном театре, так что в этот ваш Шумперк она, наверное, не захочет поехать».
Если это откроется, то Каченка, наверное, пошлет меня Фрайштайну в подарок на Рождество. Она вообще не должна об этом узнать; насколько я ее знаю, она бы сразу захотела переехать в этот Шумперк. Так что я эту бумажку с номером телефона выбросила в урну. Но уже на улице, чтобы никто не увидел.
Дома Каченка дала мне маленький плоский сверток. Он так приятно пах. Его принес почтальон, и он был действительно для меня. Снаружи было написано «Хелене Фрайштайновой», а внутри лежали самые большие фломастеры, какие я в жизни видела. И еще там была открытка, от Фрайштайна.
Милая Хелена, раз ты так хорошо рисуешь, надеюсь, что эти цвета порадуют тебя. Желаю тебе счастливого Рождества, Карел.
Я взяла фломастеры, надела пальто и шапку и вышла на улицу. Перед домом я села на корточки и эти фломастеры спустила в водосток один за другим, и розовый, и даже сине-зеленый. Потом легла на живот и стала смотреть на них вниз через решетку. Но уже не увидела: было очень глубоко и начинало смеркаться.