Ситуация снова зашла в тупик; быть может, она все-таки требовала церковного собора. Но оставался еще один вопрос, политический и куда более простой. Готовы ли император и католические князья в апреле будущего года напасть на лютеранских князей и, как и обещал Вормсский эдикт 1521 года, подавить мятеж силой? Сделают ли они это после 15 апреля, когда лютеранские князья должны будут официально дать ответ на ультиматум Карла? Филипп Гессенский снова предложил на этот случай союз между разными фракциями реформатов – и герцог Иоганн согласился: что-то делать надо.
Вместе с Меланхтоном, Йонасом и прочими виттенбержцами герцог Иоганн и Спалатин 1 октября приехали в Кобург, а три дня спустя отправились вместе с Лютером по домам, в Торгау и в Виттенберг. Однако позже в том же месяце герцог Иоганн снова собрал их всех в Торгау, чтобы обсудить предложение Филиппа Гессенского о создании лиги, – союза для отражения нападения Карла.
На встрече Лютер наконец получил возможность прямо ответить на вопрос о том, нужен ли союз, цель которого – возможное вооруженное сопротивление императору. Но почему теперь ответ его звучал иначе? Некоторый свет на это проливает отрывок из его речи: «Если князья как князья решат сопротивляться императору, пусть это будет их решение и дело их совести. Но христианину, умершему для мира, такое сопротивление определенно не подобает». Такая логика, как кажется, противоречит более общим суждениям Лютера – о том, что христиане не делятся на разряды, как в католическом мире, где священники вместе с монахами и монахинями составляют своего рода высший класс, а миряне – «второй сорт». Быть христианином для Лютера означало разделять общие для всех идеи и быть частью «царственного священства» – «священства всех верующих». С чего же вдруг у князей, известных ему как благочестивые христиане, появилось право нарушать правила, для прочих христиан обязательные? В своем богословии Лютер никогда не проводил четких границ между Церковью и государством, так что у членов Церкви – иначе говоря, у всех истинных христиан – не было ясных критериев, объясняющих, можно ли и в каких случаях можно поднимать оружие против государства. С той же проблемой столкнулся четыре века спустя Дитрих Бонхеффер; он сделал все возможное, чтобы разрешить эту дилемму и найти верный ответ, – однако немецкие лютеранские священники за ним не последовали: национал-социалисты не встретили со стороны Церкви никакого сопротивления и спокойно творили все, что им вздумается.
В последний день 1530 года в городе Шмалькальдене был создан союз протестантов, предсказуемо названный Шмалькальденской Лигой; документы о создании союза герцог Иоганн и Филипп Гессенский подписали в феврале. Приближался апрель – срок ответа от немецких князей, и Лютер написал «Предостережение дорогому немецкому народу». Однако обстоятельства имперской политики вновь неожиданно изменились – и снова в пользу лютеран! Архиепископ Альбрехт Майнцский и еще один курфюрст обратились к Карлу с предложение провести с протестантами новые переговоры от его имени. Карл предпочел бы не соглашаться; однако ему нужны были их голоса, чтобы гарантировать, что следующим правителем Германии станет его брат, эрцгерцог Фердинанд. Кроме того, ему по-прежнему требовалась помощь в борьбе с турками. Так что Карл согласился – и угроза, нависшая над протестантами, снова отодвинулась в неопределенное будущее. Теперь над головами их висел не Вормсский эдикт, а эдикт Аугсбургский; но переговоры все длились, и протестанты могли продолжать свое дело – распространять и укреплять Реформацию.