— Не бойся, Адриян пластун знатный, да и парень ловкий, хваткий и весь караул у него такой, видать тянутся друг к дружке похожие. Толковых подберу при двух урядниках. Что им из оружия дать надо?
— Им придётся действовать в узких коридорах. Гранат бы фугасных, кидать в помещения и коридоры, чтобы оглушить, но если нет, мы чего-нибудь сами придумаем. С винтовками там точно не развернуться. Пистолеты лучше будут. А ещё, когда всё благополучно пройдёт, до Владика нужно будет арестованных охранять.
— Понятно! Считай договорились! Когда они тебе нужны будут и когда их обратно ждать?
— Выйти хотим десятого. А обратно, наверно недели через две-три, раньше не получится, если только их из Владика по железной дороге отправить.
— Ну, там сами и решите, как лучше. Ты уж на меня обиду не держи! Дело непонятное, думать надо крепко. Давай за это дело ещё по стопке и хозяйку иди встречай. А казаков Адриян приведёт! Сам понимаешь, казаков тебе доверяю! Мне за них перед их отцами и матками ответ держать…
Только утром Николай поверил, что с казаками договорился. И с утра день пошёл удачно и как-то гладко. По дороге на завод он стал меня пытать, что я там говорила как-то про пуск торпед сжатым воздухом. Ну а что я могла сказать, только то, что у нас торпеды запускают сжатым воздухом, в том числе из подводных лодок. Вот эту мысль Николай крутил по дороге и огорошил ею Ивана Матвеевича, который сначала вроде попробовал возражать, а затем схватил кусок бумажки и начал что-то чиркать карандашом и через двадцать минут выдал:
— А ведь ей-Богу получится, Николай Оттович! Сегодня попробуем образец сделать, а завтра приезжайте со своими механиками, испытывать будем. Вы идите, а то у меня сегодня до вечера куча работы будет, но должны успеть! — и, не прощаясь, побежал куда-то в цеховые глубины.
Над головой Клёпа выписывала круги и петли. К борту приткнулся вплотную буксир "Силач" и над всем рокотал голосина могучего Сергея Захаровича Балка – командира буксира. Оказалось, что у буксира есть выносная стрела на две тысячи пудов, что позволит нашу пушку переставить. Вот потому на юте гремело железо, и переливался морской фольклор. Николай даже не пошёл смотреть, зачем людей отвлекать, там большинство в этих вопросах не чета ему, а как закончат, обязательно позовут предъявлять сделанную работу.
Пошли в нашу каюту и он начал выспрашивать меня про мины на тележках, про кусок сахара,[23] словом, те несчастные огрызки сведений и фактов, которые не говорят мне ничего, а он из них может выцепить куски важной и нужной информации. Как уже не раз убеждалась, наша память умудряется сохранять огромное количество информации, а многое, что мне кажется обыденным и разумеющимся, на самом деле ещё не придумано и не существует. А когда вспомнилось, как на палубе военного корабля, куда занесло на экскурсию молоденькую девчушку-фельдшера скорой, никогда раньше не видевшей живьём военные корабли, многочисленные рельсы, а молоденький мичман с сальными глазками охотно рассказывал, что по этим рельсам очень удобно катить по палубе мины до самого кормового среза, где они падают в кильватерный след и встают на боевой взвод в зависимости от конструкции. И завлёк меня в полутёмный отсек через дверь, в которую и ныряли рельсы местной узкоколейки, где топорщились рогами чёрные круглые жутковатые мины. Словно спящая сконцентрированная смерть, они лежали на массивных литых тележках, внизу которых были совсем маленькие, словно игрушечные, колёсики… Дальше мне, правда, пришлось быстренько уворачиваться от потных лапок возбудившегося морского волка, и умудриться не порвать новое платье, и не переломать среди этого военно-морского железа свои ножки, которые говорили "Очень-даже-ничего!", да и мне самой очень нравились.