И вдруг она кааак жахнет! Пол в коридоре дёрнулся, полезла пыль, офицеры забегали. Мы вошли в помещение. Ни тебе печки, ни тебе стёкол в окнах. Пылища, запах какой то незнакомый.
Примчалось полковое начальство. Но вот интересно, «Маузера» с патронами так и не нашли. Перелопатили всё подряд, нашли гильзу, нашли пулю, пробившую доску пола, а пистолет пропал. Навсегда. (Почти навсегда. То есть, почти через тридцать лет, в Сибири, мне его показал мой бывший сослуживец. Он и сам объяснить не смог, зачем спрятал. Мол, так захотелось заиметь такую штуку, страшное дело. Потом понемногу расхотелось, а – как, сдаться? Ну и увёз домой. Так и лежит. Иногда разбирает, чистит, но ни разу не стрелял. Хочешь? Да а на кой, мне что, двадцать лет с небольшим, как тогда? За три года так настрелялся, что до сих пор достаточно. Покрутил в руках, сказал «Бах!»)
В тот самый день наш командир отделения заступил в наряд по роте, и когда после отбоя приказал погасить верхний свет и включить дежурный, Дуйсенбай громко и отчётливо произнёс: «Собака – друг человека, сказал солдат, обнимая Калиева.» Тот заорал: «Это кто говорит?» Буквально вся рота хором: «Все говорят!» И - хохот!
Сержант завизжал: «Рота, подъём! Рота, строиться в шинелях у подъезда! Быыстраа! Бегооомм!» И погнал нас бегом вокруг плаца, а сам стоял посреди. Пробежали мы первый круг, второй, пошли на третий. Вспомнили некоторые положения Строевого Устава. Как-то одновременно вспомнили – и стали притормаживать. Не имеет он права нас шпынять, к тому же присяги не принимали.
Калиев завизжал, чуть ногами не затопал, и на его крики выскочил дежурный по батальону, наш помкомвзвода. Чуть позже – дежурный по части. Нас вернули в казарму.
Утром нам представили нового командира отделения – младшего сержанта Розова Евгения, которого за постоянную улыбку и душевность Женька с Евгешей советовали называть Женечкой. Так мы его и звали. А куда подевался Калиев – а кто его знает. Козёл он, вот и всё.
Мы, что естественно, решили нашего нового командира разозлить и посмотреть, будет ли он тогда улыбаться. Он всё равно улыбался, только улыбка была такой неприятной, что было решено Розова до такого состояния впредь не доводить. Женька ему сразу сказал, что мы просим прощения, потому что просто хотели посмотреть. Он как-то странно дёрнул головой и через мгновенье заулыбался по-прежнему.
Где-то через год, если не ошибаюсь, прочел нам лекцию о героической истории города местный историк тире краевед. Город оказался древним и вполне героическим, это правда. Так вот, по словам краеведа, в двадцатые годы в этой самой казарме прятался среди добровольных борцов с бандитизмом какой-то белогвардеец, что ли. Думал, не найдут. Очень опасный человек. Его обнаружили, но не поймали, успел сбежать. Но наши органы не дремлют, и уже в наше время, они буквально недавно нашли спрятанный этим бандитом тайник с оружием, патронами, гранатами и прочим. «И вот как думаете, товарищи танкисты, где этот негодяй прятал оружие? В печке! В старой голландской печке. Вот!» Мы на мгновенье остро почувствовали свою причастность к нашим славным недремлющим органам.