И, приняв с перепугу матерящуюся на чём свет стоит Пелагею за возвращающуюся в мир людей и спустившуюся в дырявых комнатных тапочках с небес Деву Марию; приняв Селёдкозасольскую за святую, а никак не за самогонщицу, каковой, собственно, эта персона и слыла на всю округу, некоторые из односельчан Селёдкозасольской пали ниц перед Кузьминичной, а другие, хотя и остались стоять в меньшинстве, но стояли они не без благоговения.
То, что святая материлась, тюрьевкрошевцев не обескуражило. Привыкшие к мату сызмальства, они считали его сочленения нормальным и само собой разумеющимся явлением как в быту, так и в более возвышенной жизни.
В глазах же тех жителей Щихлебаловки, которые узнали в святой Пелагею, но которые поддавшись всеобщему психозу, посчитали Селёдкозасольскую новым воплощением — неисповедимы твои пути, о, Господи! — Девы Марии, в глазах этих Щихлебаловцев светилась неприкрытая зависть. Вот, мол, Пелашка в люди выбилась, а мы как были, блин, щихлебаловцами, так ими, блин, и остались!
Но Пелагея как раз в люди, тем более — в люди святые, выбиваться не собиралась. Наоборот, в эти минуты Кузьминична грешила в мыслях своих и в воображении нещадно! Она готова была доутопить недоутопших и обматерить ею по какому-то упущению ещё необматерённых, ибо, как она считала — со стогом всё подстроили щихлебаловцы. Не со зла, конечно, а по пьяни, но тем не менее.
Но какая разница в шутку щихлебаловцы запустили её стог в космос или со зла, если теперь бурёнка на зиму без сена остаётся?
Вот долбаные любители фейерверков! Пелагея понимала, праздник есть праздник. И сама другой раз не против была запустить в памятную дату парочку «весенних бабочек» или «фантом», но вывести целую копну сена на околоземную орбиту — это уж слишком.
И Пелагея уже собиралась открыть своё хлебало или орало, по определению некоторых щихлебаловцев, как вдруг Голенищев с Патрикеевым дёрнули головами, знаменуя этим некоторое оживление в своих застывших в статике позах.
— Тудыт меня по голове! Вот блинище! — сказал, восхищённый линией сюжета развивающихся событий, прапорщик и, глядя, как над речкой опять что-то взвилось и устремилось вслед за умчавшимся в высь строптивым стогом.
Ни кто, конечно, ни Патрикеев с Голенищевым, ни щихлебаловцы во главе с Селёдкозасольской не знали всей грандиозности замыслов КГР, а так же того, что с секретного космодрома, тщательно замаскированного неподалёку в густом березняке, стартовал земной космический корабль с агентом 13–13 на борту, предполагаемым грозой всех шпионов-инопланетян и их пособников — предателей-землян.