Й о н а с. Похоже, эта ваша Ада ушла из-за меня. Сами виноваты, нечего было меня за стол тащить, знаете ведь, что я за фрукт.
С а б и н а. Ничего. Человеку иногда бывает полезно получить легкую встряску. Не думаю, чтобы она обиделась всерьез. Так что же мы будем делать со всеми этими апельсинами?
Й о н а с. Как вы не понимаете, апельсины для меня тот же наркотик.
С а б и н а. А вы что, пробовали настоящий?
Й о н а с. Я много чего пробовал. И это в том числе. Все ерунда. У меня в трезвой голове такое вертится, что ни под каким кайфом не увидишь.
С а б и н а. Похоже, недостатком самомнения вы не страдаете.
Й о н а с. Нет, больше не страдаю. Дайте мне апельсин.
С а б и н а. Он принялся его чистить. Делал это молча, полузакрыв глаза. Его тонкие руки, руки буддийского монаха, двигались очень быстро, словно совершая какое-то таинство. Впитывая запах, он счистил кожуру, снял светлую тонкую кожицу, разделил маленький шар на дольки и, протянув мне его через стол, пробормотал странным, словно не ему принадлежащим, голосом: «Ешьте! Давайте, ешьте!»
Я была в таком напряжении, что не могла проглотить ни кусочка.
Не обращая внимания на то, взяла я апельсин или нет, он тотчас принялся за новый, так же быстро очистил его, поделил на дольки и, как сомнамбула, потянулся к третьему. У меня было такое чувство, что если я заговорю, то разбужу его, и он, как лунатик, упадет и разобьется. Наконец я не выдержала: «Почему вы сами ничего не едите?»
Й о н а с. Потом, позже. Сделайте одолжение, потушите эти дурацкие свечи. Только, ради бога, не зажигайте света. Пусть такое чудо, как этот аромат, царит в совершенной темноте. А чтобы вы не скучали, я расскажу вам одну из своих страшненьких историй.
С а б и н а. Про апельсины?
Й о н а с. Про что же еще!
Первый раз я увидел их, когда был уже довольно большим мальчиком, тогда такие вещи в интернаты попадали не часто. У одного мальчика был день рождения, и тетушка прислала ему посылку — дрянной обычай, только зависть и ненависть разжигает у волчат. Для таких детей, как мы, лучше всего, когда их оставляют в покое.
В посылке, кроме плитки молочного шоколада, пары шерстяных носков и прочей ерунды, были апельсины. Сначала я принял их за мячи, чем вызвал общий смех. Все дары положили, как это было принято, на «деньрожденную» тарелку, предоставив имениннику самому решать: делиться ему с товарищами — или пусть смотрят, как он один будет пожирать сладости. Мы не скупились на поздравления — каждый хотел что-нибудь получить, — подличали в духе этого гнусного обычая.