— Разве нельзя считаться «человеком», когда сама делаешь то, что от тебя нужно другим?
— Такое бывает только у счастливчиков. — Марианна улыбается. — А еще у именинниц вроде тебя. Пора на работу.
Фелиция ставит свою чашку в мойку рядом с чашкой матери. Марианна выключает газ, чтобы на кухне не было душно. Сразу же делается холоднее, они зябнут.
Мать провожает дочку до двери. Над полями светает, пахнет опавшей листвой.
Не глядя на мать, Фелиция просит ее, чтобы она непременно брала малыша с собой, когда пойдет в магазин или еще куда.
— Не оставляй его дома одного! Обещаешь? — И опять язык несколько раз упирается в передние зубы.
Марианна обещает не оставлять малыша.
Фелиция спускается с порога, ее легкие шаги звучат в тишине, перекрывая приглушенный отцовский храп. Тут она оборачивается и смотрит на маленькое, постаревшее лицо Марианны и ее новую прическу.
— Мам, ты паука для меня надела?
Марианна краснеет. Она не знает, что ответить. Ей самой это непонятно.
Фелиция уходит по дороге, которую проделывает дважды за день; по ней ходила и Марианна в свои лучшие годы, когда Курт Хендшель, уволившись с карьера, остался у нее. Дорога минует поле, затем идет вдоль железной дороги, по которой едут угольные составы с карьера на фабрику. Тут не заблудишься.
Перевод Б. Хлебникова.