Парень выбрал приданое, но ему все простилось, потому что с войны он не вернулся.
Говорят, внучка очень похожа на бабку. У Энны есть фотография, где Клера снята в длинном темном платье, на шее цепочка с часами. Лицом они и впрямь похожи. Энна слышала от других, будто у нее такой же взгляд, как у Клеры, и голос. Что ж, вполне возможно.
Есть еще старое свадебное фото. Бабка сидит на стуле, очень прямо. Дед стоит рядом. Волосы у нее заплетены в косы и уложены вокруг головы, она серьезно глядит на мужа, снизу вверх. На темной круглой табуретке лежит его цилиндр.
Раньше у фотографии была темно-коричневая рамка.
Снежные хлопья ложатся на терриконики и поросшие березняком холмы. Снега прибавляется. Ветки гнутся к земле под его тяжестью. Ветер плачет, как ребенок. Или молчит. Снег кружит гусиным пухом. Пуха становится все больше и больше…
На свое первое с мужем рождество Клера напекла куличей из целых двадцати фунтов муки. Добрых куличей напекла, лучше, чем дома, — масляных, с изюмом.
Куличей не трогали до сочельника. А к Новому году было съедено уже три штуки. Клера ждала первого ребенка и все время была голодной. Муж хотел сына, но она чувствовала — будет дочка.
После полуночной новогодней мессы ей привиделся сон, о котором она потом говорила, что преждевременные роды начались утром именно из-за него.
Ей снились дома. Из домов доносился колокольный звон, будто колокола звонят в каждом доме; навстречу ей идут люди. Колокола бьют все громче, небо над головами становится белым, и из этой белизны выплывает круглая багровая луна.
Вдруг Клера видит, что стоит перед родительским домом. Процессия подходит ближе — серые люди, мужчины и женщины. Все вроде бы знакомые.
Один за другим люди падают на землю. Остальные шагают по ним, будто по булыжникам. Они проходят мимо дома, а Клера кричит и кричит…
На рассвете начались схватки, и ребенок родился прежде, чем подоспел муж с акушеркой из соседнего поселка. Акушерка сразу послала мужа за священником, чтобы наскоро окрестить младенца — не жилец он на белом свете.
Крошечная девочка лежит в одеяле. Она плохо сосет, поэтому Клере приходится понемножку выдавливать молоко из груди. Трое суток бьется Клера над ребенком. На четвертое утро, взяв девочку из колыбельки на руки, Клера чувствует, что голубоватое тельце похолодело.
На колыбельку падает тень. Муж стоит у колыбели. Он долго держит руку на пуховой подушке.
К исходу лета мужа забрали в кайзеровскую армию на кайзеровскую войну, а Клера уже носила под сердцем второго ребенка. Родился мальчик, весом почти в десять фунтов. Именно такого и хотел отец, который был кавалеристом, хаживал на Париж, а позднее, когда на одной ноге вернулся домой, любил вспоминать эти годы. Клера ему не перечила, хотя за войну родила троих детей, шила рубашки, пахала клочок земли на единственной корове, да еще уговаривала корову отелиться хоть на неделю пораньше, чтобы у детей отпускника-кавалериста было по крайней мере молоко.