Наши отношения более спокойные, чем с мамой, меньше телефонных звонков про парней и больше писем по электронке о налоговых декларациях. Но насколько мы близки с моей мамой, настолько я похожа на своего отца (и не только формой носа и бровей). Он общителен и прямолинеен, как и я; саркастичен и нетерпелив, как и я; любит чинить вещи, как и я; и быть уверенным, что со всеми, кого он любит, все будет в порядке: они будут обеспечены, будут в безопасности. Каждый день, который он проводил на работе, был был полон желания убедиться, что мы счастливы. И когда ему приходится выслушивать телефонные страдания по поводу какого очередного парня, он всегда с этим справляется.
Следуя его примеру, я тоже много работала. Я получала круглые пятерки и участвовала в мюзиклах, и бросила софтбол, когда он стал мешать моим репетициям в хоре. Я не была несчастлива в старших классах – у меня была целая череда парней, мой маленький, но надежный кружок друзей-друзей, и мне действительно нравилось делать домашние задания, и я любила удобство и ритм моей семьи, но и с нетерпением ждала, как бы вырваться из нашего захолустья и отправиться в колледж. И когда я уехала, заскакивала домой лишь пару раз в году на каникулы. Я и не заметила, когда именно произошли те едва уловимые, но настолько сильные изменения в моем отце.
Что мне доподлинно известно, так это, что однажды летом мои родичи, казалось бы, абсолютно внезапно арендовали маленький домик недалеко от пляжа на Род-Айленде, примерно в часе езды от дома, где они все еще жили в Бостоне.
«Погоди, как называется этот городишко?» – переспрашивала я уже в третий или четвертый раз.
«Квоноконтог, – отвечали они. – Но можно просто Квони».
Так я его и называла. Квони оказался местечком, которые я в полу-полушутку описала бы, как самый мягкий кризис среднего возраста в истории, тот момент, когда мой отец замедлился и ушел в себя. И все это произошло, кажется, из-за рыбалки.
Он играл в гольф от случая к случаю всю жизнь, и для него не были в новинку ранние подъемы и долгое, затянувшееся очарование молчаливой сосредоточенности, завуалированное под оберткой спорта для мужчин, но рыбалка – это нечто иное. Здесь не было препятствий, которые необходимо преодолевать. Здесь не требовалось акров земли или еще пары-тройки бухгалтеров; не нужны были разрешения или предварительные договоренности, или зрители, ну, кроме тех случаев, когда собака составляла ему компанию. Это означало, что ему нужно изучить новое снаряжение, получить новые разрешения, купить новый вид транспорта (у него есть, по какой-то причине, два каяка, несмотря на то что тело у него только одно). Он узнал о приманках и наживках, как отслеживать приливы и отливы и как вязать узлы. У него было то, что я искала, в той или иной форме, всю свою жизнь: ряд успокаивающих повторяющихся задач.