Понимаешь ли ты, что твои родители тоже люди? Я долго этого не понимала.
«Смотри, что я сделала!» – хвасталась я, закончив последний ряд шапочки или шарфа. После двадцати лет рукоделия можно подумать, что это уже набило оскомину. Может быть, так оно и есть для тех, кому я это говорила, но для меня – никогда.
«Поймал сегодня большую рыбину», – говорит папа, когда кто-нибудь из нас спускается утром по лестнице, спотыкаясь спросонья. Так происходит не всегда – может пройти много дней, когда нет клева, но даже если и есть, то рыбу размером меньше 70 сантиметров или мелочь, годящуюся только на помойку, он отпускает обратно в океан. Но, если звезды складываются как надо, к тому моменту, когда мы все проснемся, морозилка будет забита полосатыми окунями. И честно говоря, неважно, поймает он что-нибудь или нет; он всегда возвращается обратно более умиротворенным и счастливым, чем когда уходил, не так, как было в дни гольфа, со всеми этими подсчетами очков и выигрышами и проигрышами.
Однако в те дни, когда ему удается хоть что-то поймать, они с мамой готовят рыбные котлеты, и мы впятером собираемся вокруг стола на заднем крыльце и стойко поедаем результат усилий отца – его хобби, его любовь.
Я просыпаюсь. Не так рано, как в первый раз, но еще до того, как мой отец проснется от послерыболовецкого сна. Спускаюсь по скрипучей деревянной лестнице мимо Мэттью, спящего лицом вниз на диване (у него есть своя кровать, но, кажется, он предпочитает именно этот вариант), мимо умоляющих глаз собаки, которую в этот раз не взяли с собой.
Я наливаю себе чашку кофе, выскальзываю через заднюю дверь и направляюсь к пляжу. Даже летом он относительно пуст в этот час – рыбаки уже в основном упаковали свои пожитки, а пляжники еще не пришли, чтобы застолбить себе местечко, – а осенью и ранней весной он будет совершенно пустынным. Можно смотреть вдоль берега на километры и не увидеть ни одного человека.
Во время прилива мне нравится сидеть на одной из коряг, так похожих на скамейки, а когда отлив – забираться на отполированные водой камни. Иногда я беру с собой вязание, но чаще просто сижу, скинув сандалии, вдыхая соленый воздух, пока не ворвется новый день и не начнет действовать кофеин. Отсюда кажется, что я могу заглянуть в вечность: увидеть своих будущих детей, играющих в песке с двоюродными братьями и сестрами; они так устают, что почти засыпают во время короткой дороги обратно к дому бабушки и дедушки (к тому моменту у них будет целое утепленное крыло, чтобы они могли жить здесь круглый год; а сейчас наш дом открыт, в основном, с марта до Дня Благодарения, даже несмотря на опасность, что все трубы могут перемерзнуть). Может быть, кто-нибудь из них заинтересуется рыбалкой; как и в случае с вязанием, я слышала, это передается через поколение).