Я не разрешаю другим людям смотреть фотографии в моем телефоне. Большинство людей – одинаковы; среднестатистическая лента фотографий – это компрометирующее хранилище отвергнутых селфи и зернистых фото в стиле nu вперемешку со смазанными изображениями домашних любимцев – они слишком быстро двигаются, чтобы успеть поймать их в фокус, и этикетками бутылок вина, которые никто никогда не купит.
За всю свою жизнь я сделала лишь пару-тройку своих фото голышом, и обычно я удаляю все тысячи некачественных дубликатов в приступах наведения порядка во время поездок в метро. Но я никогда не удаляю определенный тип фотографий, выскакивающих снова и снова, когда я пролистываю фото последних месяцев: мой затылок, шея слегка наклонена и не скрывает пугающий и все растущий участок белой кожи под моими рыжими волосами. Я начала снимать это в попытке остановить себя от выдергивания волосков одного за другим, но через какое-то время эти фото стали пассивным документальным подтверждением, как лысый участок становился все больше.
«Дай, сама найду, – говорю я, отбирая свой телефон, когда друзья пытаются найти в нем фотографию моей собаки или коллеги по работе хотят оценить групповой снимок. – Щас, еще секундочку».
Обычно я нервничаю по пустякам. И еще я грызу ногти и выдергиваю волосы, выдавливаю поры и безжалостно выщипываю волоски на бровях, подбородке и сосках. Никак не могу усидеть на месте, никак не могу разрешить себе просто быть. Часто я чувствую, что мое тело не статично, не цельно, это просто набор крошечных кусочков, за ними нужно ухаживать и их нужно приручать. Секущийся кончик волоска, который можно расщепить, или обломанный ноготь, который можно оторвать, – для меня это своего рода неумолимый призыв к действию. Это задача, которую я могу выполнить, ложный, но приносящий мгновенное удовлетворение способ приблизиться – к чему? К совершенству? К гладкости? К некоему состоянию во времени и пространстве, где мне не нужно больше ничего вырывать, где я могу спокойно отряхнуть руки и сказать: «Так, отлично, готово?»
Что бы это ни было, я делаю это неустанно: на работе, в поезде, дома в одиночестве. Моему мозгу нужно на чем-то сосредоточиться, а мое тело – вот оно, всегда в пределах досягаемости.
Ногти я грызу, сколько себя помню. Начала, когда была еще ребенком, как только поняла, что ковыряние в носу – не самый разумный выбор в приличном обществе. Как только ноготь отрастает настолько, чтобы на нем появился такой белый полумесяц с козырьком наверху, я тут же набрасываюсь на него, как садовник, который может точно определить, когда помидоры или базилик уже созрели. Иногда я грызу ногти, которые вообще едва ли можно назвать ногтями, вгрызаясь зубами под малейший доступный край. Я стараюсь действовать таким образом, чтобы оставалась ровная непрерывная линия, но иногда неверно рассчитываю силы и отрываю слишком много, отчего оставшийся ноготь получается расщепленным или зубчатым.