- Гений! - шепнул пан Игнаций, подмигивая Лисецкому, который презрительно шевелил губами.
Дама на стуле снова повернулась к канделябрам, барышни - к туалетному столику оливкового дерева, молодой человек в пенсне опять принялся выбирать тросточку - и дела в магазине пошли своим чередом. Только разгоряченный Мрачевский носился вверх и вниз по лесенке, выдвигал ящики, доставал все новые и новые коробки и убеждал панну Изабеллу по-польски и по-французски, что ей никак нельзя носить другие перчатки, кроме номера пять с половиной, употреблять другие духи, кроме настоящих Аткинсона, украшать свой столик чем-либо, кроме парижских безделушек. Вокульский наклонился над конторкой так низко, что на лбу его вздулись жилы, но продолжал подсчитывать в уме: "Двадцать девять и тридцать шесть - это шестьдесят пять, да пятнадцать будет восемьдесят, да семьдесят три - будет... будет..."
Тут он прервал подсчет и взглянул исподлобья в сторону панны Изабеллы, которая разговаривала с Мрачевским.
Оба они стояли к нему в профиль: он подметил, что приказчик пожирает ее глазами, на что она демонстративно отвечает улыбкой и ласково-поощрительным взглядом.
"Двадцать девять и тридцать шесть - это шестьдесят пять, да пятнадцать..." - подсчитывал в уме Вокульский, но вдруг перо под его пальцами с треском сломалось. Не поднимая головы, он вынул из ящика новое перо, и в то же время каким-то непонятным образом, заслонив ряды цифр, всплыл перед ним вопрос: "И вот эту женщину я люблю? Вздор. Просто в течение года я страдал каким-то мозговым расстройством, а мне казалось, что я влюблен... двадцать девять и тридцать шесть... двадцать девять и тридцать шесть... Никогда бы не подумал, что она может мне быть так безразлична... Как она смотрит на этого осла! Ну, видно, эта особа готова кокетничать даже с приказчиками и, чего доброго, с лакеями и кучерами... Впервые я ощущаю на душе покой... Боже мой! А я так жаждал его..."
В магазин вошло еще несколько покупателей, и Мрачевский нехотя обратился к ним, медленно завязывая свертки.
Панна Изабелла приблизилась к Вокульскому и, указывая в его сторону зонтиком, внятно произнесла:
- Флора, заплати, пожалуйста, этому господину. Нам пора домой.
- Касса здесь, - откликнулся Жецкий, подбегая к панне Флорентине. Он взял у нее деньги, и оба отступили в глубь магазина.
Панна Изабелла медленно подошла вплотную к конторке, за которой сидел Вокульский. Она была очень бледна. Казалось, вид этого человека действует на нее магнетически.
- Кажется, вы - пан Вокульский? Вокульский встал и равнодушно ответил: