- Очень глубокий. Только вход туда завален обломками и пробраться к нему трудно. Меня дядя провел к колодцу.
- А знаешь ли, - продолжала она, - прощаясь в последний раз, мы подумали с ним: не лучше ли броситься в колодец? Никто бы нас там не разыскал, и остались бы мы навеки вместе. Конечно - молодость, горячая кровь...
Она отерла глаза и продолжала:
- Очень... очень я любила его, да и он, думается, меня любил... если так обо всем помнил. Только он был бедный офицер, а я, к несчастью, была богата и вдобавок еще в близком родстве с двумя генералами. Вот нас и разлучили... А может быть, мы были чересчур добродетельны... Но об этом молчок! - прибавила она, и смеясь и плача. - Такие вещи женщинам позволительно говорить только на седьмом десятке.
Слезы мешали ей говорить. Она понюхала свой флакончик, передохнула и начала вновь:
- Много страшных злодейств на свете, но, может, самое страшное задушить любовь. Сколько лет прошло с тех пор, чуть не полвека; все миновало - богатство, титулы, молодость, счастье... Только боль в сердце не прошла, осталась навсегда, и, поверишь ли, она так сильна, словно все произошло только вчера. Ах, если бы не вера в иной мир, где нас ждет награда за все страдания на земле, кто знает, не прокляли ли бы мы жизнь, не пренебрегли бы ее условностями... Да ты не поймешь меня - у вас, нынешних, головы крепче наших, только сердца холоднее.
Вокульский сидел, опустив глаза. Что-то душило его, грудь разрывалась от боли. Он впился ногтями в ладони и думал: "Только бы поскорее уйти отсюда, чтобы не слышать сетований, которые бередят наболевшие раны".
- А есть ли у бедняги какой-нибудь памятник на могиле? - спросила председательша, помолчав.
Вокульский покраснел. Ему никогда не приходило в голову, что мертвым, кроме могильного холмика, нужно еще что-нибудь.
- Нет, - сказала председательша, заметив его смущение. - Не тому я удивляюсь, дитя мое, что ты не подумал о надгробной плите, а себе простить не могу, что забыла про человека.
Она задумалась и вдруг, положив ему на плечо свою исхудалую и дрожащую руку, сказала понизив голос:
- У меня к тебе просьба... Обещай, что исполнишь.
- Непременно, - ответил Вокульский.
- Позволь мне поставить ему памятник. Только сама я поехать туда не могу, так уж ты меня выручи. Возьми с собой каменщика, пусть расколет камень - знаешь, тот, на котором мы сиживали на горе у замка, и пусть одну половину поставит на его могилу. Заплати сколько следует, а я тебе возвращу деньги вместе с вечной моей благодарностью. Сделаешь?