– У тебя такой серьезный голос.
Он чуть смеется, но в его смехе есть какая-то напряженность, и она понимает: он думает, речь пойдет о них, – может быть, она сделала что-то, может, у нее есть другой парень. Ее удивляет мысль о том, что он волнуется, как бы она не ушла от него. Она будет любить его до самой смерти.
– Я должна сказать тебе кое-что, но ты не должен никому об этом говорить. – Он смолкает – его пугает серьезность в ее голосе. – Обещаешь? – спрашивает она.
– Вот те крест! Чтоб мне умереть, если обману, – говорит он.
От его слов жизнь уходит из нее на мгновение, нервы натягиваются, ладони потеют. Это плохой знак? То, что он произнес те самые слова, которые так долго преследовали ее? Может быть, лучше ничего ему не говорить? Джоанна сказала, что это в человеческой природе – желать рассказать. Люди хотят делиться своими тайнами, но есть такие, которые человек должен носить в себе. Если когда-то в будущем у них появится ребенок, то тогда, конечно, дела будут обстоять иначе, тогда он, пожалуй, должен будет знать. Но тогда и у него будут мотивы никому ничего не говорить.
Он ждет, когда она скажет больше, и ее губы двигаются, как у рыбок гуппи, – открываются-закрываются. Ребенок будет, так почему не сказать сейчас? Дети – они приходят в мир, когда парень и девушка влюбляются, а они не всегда были осторожны. Ей следовало бы позаботиться о том, чтобы они были осторожны, но ее это как-то не очень волновало. Она понимает, чтó это значит. За прошедшие годы ее слишком много тестировали, чтобы она ясно понимала свою мотивацию. Она хочет ребенка. Ее эта мысль и возбуждает, и приводит в ужас. Эта идея слишком хрупка и драгоценна, чтобы подвергать ее исследованию.
Она снова открывает рот, все еще не зная, как начать. «Однажды давным-давно»? Превратить все в мрачную сказку? Подать ее в какой-нибудь сахарной обертке? Глупая мысль. Как бы она ни рассказала, потрясение неизбежно. Он, может, никогда больше не захочет говорить с ней. Или задушит ее прямо в постели, как это с удовольствием сделали бы многие незнакомые люди, которые так открыто и говорили.
Она ему расскажет. Но не будет говорить о том, как все случилось. Она никогда об этом не говорила. Она не может об этом говорить. Она сделала это – о чем еще тут говорить? И потому она начинает со своего имени. С кульминации. Может, все ее клетки и обновились, но времени прошло не так уж и много, чтобы ее имя не вызывало каких-то ассоциаций в головах людей. Страшила, которым детей пугать. «Если не придешь к чаю, Шарлотта Невилл тебя сцапает».