– Ужинать подано, – доложила, возникнув на пороге, Настя. Хозяйка, видно, за что-то отчитала её, и лицо у неё было скорбное и хищное.
Ушёл Машарин от Черепахиных поздно.
Дома он долго лежал без сна, обдумывая предстоящую встречу с Черевиченкой и пытаясь предугадать события и перемены, которые последуют за ней.
Черевиченко представлялся Машарину личностью незаурядной, хотя и несколько прямолинейной. Сильный характером чекист, казалось, имел один аршин – польза революции! – и мерял им всё на свете. Машарин эту цельность находил наигранной, но, понимая, что на Черевиченку гипнотически действовала должность заместителя председателя «чрезвычайки», прощал ему маску железного человека.
Как-то он теперь поведёт себя?..
К созданию Чрезвычайной комиссии Машарин отнесся с предубеждением, хотя и понимал необходимость её. Командуя полком, он даже имел стычку с чекистами, которая могла бы кончиться для него плохо, если бы комиссар, хорошо знавший Машарина ещё по заводу, не замял бы её.
Но когда в апреле восемнадцатого, на Дону, где полк Машарина оставался после разгрома банд Каледина, готовясь к боям с немецкими оккупантами, начали один за другим вспыхивать белоказачьи мятежи и заговоры, хорошо подготовленные затаившимися офицерами, и шпионство против Советов приняло безоглядный характер, Александр Дмитриевич изменил своё отношение к чекистам и вплоть до самого ранения работал с ними рука об руку. Во время боев за Новочеркасск Машарин был снова ранен. Провалявшись три недели в госпитале, получил отпуск и уехал долечиваться в сытую Сибирь.
Иркутск был забит сбежавшими сюда от революции помещиками, чиновниками, офицерами с ещё не выцветшими следами погонов на прямых плечах, выздоравливающими солдатами, освобождёнными из тюрем «революционерами» всех мастей и разбитными налётчиками с увесистыми кастетами в карманах кожаных брюк. Красноармейские патрули сменялись ватагами косматых, увешанных бомбами анархистов. Гвардейской выправки ломовики зычно покрикивали на строевых коней, запряжённых в телеги.
На перекрестках взбудораженных улиц поджидали заработка роскошные женщины, хорошо говорящие по-французски.
Все толкались, все жаловались, никто не разговаривал спокойно – кричали или шептались.
Афиши, приказы и воззвания, густо наклеенные на заборах, тоже надрывались немым криком.
ВСЕ НА БОРЬБУ С БАНДАМИ СЕМЁНОВА!
СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ СИБИРЬ В ОПАСНОСТИ!
О ВВЕДЕНИИ ВОЕННОГО ПОЛОЖЕНИЯ…
Машарин не спеша просматривал заголовки, некоторые документы прочитывал целиком, и хотя они в точности повторяли крики других городов, здесь они казались ближе, понятней и весомей.