– Семён Иванович, – поправил Черепахин.
Черевиченко подумал и кивнул.
– Добре. Но за это господин поручик прикажет лечить моих раненых товарищей и перевести их до суда в сухое помещение. Давать нам пищу три раза в день и табак. Разрешить передачи и свидания. А главное – освободить безвинных людей.
– Последнее неприемлемо, – сказал Черепахин. – Если суд найдёт их преступниками, расстреляем.
– Тогда ускорить суд.
– Ладно, – кивнул Черепахин.
– Насколько мне известно, вас вместе с остальными центросибирцами решено отправить в Иркутск. Я обеспечу вас на дорогу продуктами, деньгами… А может, и сам поеду. Так что медицинскую помощь вам будут оказывать и в дороге.
– Сказки. Можно подумать, что в уезде столько докторов, что даже с нами одного пошлют… Впрочем, вы здесь ни при чём. Это дело не коммерческое. Другие пусть пекутся. Вот господин поручик и иже с ним.
(«У вас нет людей, чтобы предпринять попытку освободить нас по дороге. А если и есть, то вы в этом принимать участия не должны».)
– Значит, документ вы подпишете? Бланк у тебя, Андрей?
– В управе, в сейфе, – недовольно сказал Черепахин, – Потом сделаем, торопиться некуда. Грабышев! Уведи. Да сними железяки с рук. Никуда не денется.
Грабышев повёл Черевиченку, но тот у дверей остановился и сказал:
– Не вздумайте только обманывать меня, господин хороший. Уговор по всем пунктам в силе. Прощайте…
«Значит, уговор в силе: сиди и жди, – думал Машарин. – А чего ждать? Кто-то уже работает, а ты жди. Нет, надо действовать. Через Аню надо узнать людей…»
– Ну, ты и делец! – сказал Черепахин. – Ты что ж, думаешь, что Советы могут вернуться? И ты с этой бумажкой как с индульгенцией? Я этот бланк хотел поберечь. Думал, если объявятся где бандиты, агента к ним подослать.
– И они расстреляли бы твоего агента тут же. Будь уверен, подпись Черевиченко всем красным известна.
– Сколько ты мне заплатишь за бланк? – игриво спросил Черепахин.
– А ты сколько хочешь?
– Сколько я хочу, столько ты не дашь.
– Дам. Но только потом за сведения о партизанах я потребую с тебя втрое больше. Ты что же думаешь, что я действительно из-за паршивой баржи зерна стал бы перед этим комиссаром Ваньку валять? С таким документом мы с тобой будем своими у красных. Теперь ясно?
– Ладно. Чёрт с тобой, Саша, – засмеялся Черепахин.
В управе они вдвоём сочинили и отстукали на машинке солидную и строгую «липу». Печать стояла ясно, как на царском манифесте.
– Тебе теперь с ним только к нашим в руки попасть, – пошутил Черепахин, – без исповеди повесят, как самого отъявленного чекиста.