Дальше скакали галопом, пока кони не выбились из сил. Слегка перекусили, давая отдохнуть благородным животным.
— Ты действительно не опасаешься мести стратега конницы? — спросил мальчика Кэм, с аппетитом уминая атлантскую солонину, приватизированную на дрибоде хозяйственным Аробистом.
— Я выполнял приказ великого стратега Ритатуя, которому был передан в подчинение своим сотником, — объяснил тот, старательно пережёвывая медовую лепёшку с сыром. — Кроме того, я сын Тенция Норита, который за свои заслуги приказом басилевса Эгея назначен тысячником гоплитов. Мы ровня с Гортензием. Если он действительно Гортензий, а не самозванец.
Рассвет их застал под Мегарой — городом с двадцатитысячным населением. Отсюда до лагеря союзной армии оставалось пять-шесть часов доброй скачки. Учитывая опасность погони, было решено на лёжку не останавливаться, а дать коням хорошую передышку и продолжить путь.
— А вам не кажется странным, что дозоры нашей конницы забрались слишком уж далеко от лагеря? — глубокомысленно изрёк Медис, наблюдая за тем, как экспрессивно жуют лошади ячмень, насыпанный в торбочки.
— Не кажется, — спокойно отозвался Ним. — Поскольку никакой это не разъезд, а такая же разведка, только отправленная не Ритатуем, а Литапастом.
— Ему тоже хочется быть архистратегом, — подтвердил Шат высказывание брата. — Я слышал, как Ритатуй обсуждал это с Маром и своим телохранителем Эзиклом.
— Но нам-то Ритатуй выгодней, — хмыкнул Кан.
— В Коринфе считают так же, — сказал Кэм.
К лагерю подъехали со стороны Афин, попутно изумившись громадности бивуака — за время их отсутствия к армии присоединились беотийцы и фессалийцы, всего на мегарской границе скопилось больше ста тысяч воинов. Выборы главнокомандующего этой армадой должны были состояться через двое суток. Поэтому Ритатуй встретил своих разведчиков с большим облегчением. Кан отчитался перед «работодателем», сдал ему пленного и передал на хранение Дива. Затем напялил свои законные доспехи и в сопровождении Кэма отправился в родной десяток.
К тому времени, когда они соизволили прибыть, над лагерем сгустились сумерки. Эвридика, кашеварившая у костра, сердечно встретила прибывших, но попеняла на то, что десяток излишне увлёкся проведением учений. Еда уже стынет, а этих героических охламонов всё нет и нет.
— Айда за мной, я знаю, где Фидий любит злодействовать! — предложил Счастливчику бывший его командир.
Местонахождение десятка они услыхали издалека. В овражке, где обычно проходили учения, раздавался ожесточённый лязг бронзы и громкие крики. Разведчики подкрались с фланга, чтобы по излюбленной кановской привычке выкинуть какую-нибудь каверзу, но в этот раз развлечение пришлось перенести на более спокойные времена. Потому что десяток Фидия не тренировался, а рубился против атлантских разведчиков, численностью превышавших ахейцев почти вдвое — Вилену тоже нужны были «языки».