— Повторять не буду. Не выйдешь — пеняй на себя. — И Табунщиков закончил наряд.
Крепильщики шли к людскому стволу по асфальтовой дорожке, оглядываясь по сторонам, словно запоминали окружающее. От газона веяло запахом теплой мокрой травы. Впереди на дорожке скакал воробей, поглядывал на шахтеров быстрым оценивающим взглядом. Они курили, каждый шел сам по себе. Галкин говорил:
— Теперь у вас глаза раскроются! Я своего добьюсь, пусть накажет!
— Раз не дает — значит, нельзя, — возразил Юрасов. — Потом сам жалеть будешь, что довел человека…
— Слышали, как он кричал? Юрасов побоялся сказать, и вы молчали. Галкин улыбался. Улыбка была торжественная, суровая и какая-то сумасшедшая. — Но так даже лучше…
За прогул его перевели на лесной склад; он терял половину заработка и подвергался унижению, потому что для порядочного человека работать рядом со штрафниками, которых сюда посылали за разные провинности, было нехорошо. Здесь пахло сосновым клеем, ветер надувал рубаху, солнце припекало руки и лицо; под открытым небом было вольнее, чем внизу. После перерыва штрафники ради развлечения ловили в железную сетку крысу, обливали керосином и поджигали. Она мучительно и мерзко кричала. Галкин терпел три дня, грузил в вагонетки бревна и распилы. Он просил своих случайных напарников не мучить тварей. Над ним смеялись. Тогда он взял багор и крикнул штрафникам, что будет их бить. Они снова начали смеяться:
— Из-за крысы будешь бить людей?
— Какие вы люди! — сказал Галкин.
Он не захотел больше оставаться в лесном складе, пришел к Табунщикову и объяснил, почему вернулся.
— Эх, чудак человек, — покачал головой Табунщиков. — Я создаю нормальный участок, поднимаю дисциплину, а что ты? Палки в колеса?
— Какие палки? — спросил Галкин. — Участок хороший. Просто новая метла по-новому метет. Зачем вам говорить, что до вас все тут было хорошо? Лучше сказать: было так себе. А «волкодав» сравнит.
— Ну-ну, — неопределенно произнес Табунщиков. — Любишь тень на плетень наводить.
В нарядную заглядывали крепильщики, смена уже закончилась. Одни прощались: «До свидания, Васильич!» А другие, увидев Галкина, заходили и усаживались на стулья вдоль стены.
— Хлопцы, — сказал Табунщиков. — Галкин сомневается, что мы сейчас хорошо работаем. — Он снова почувствовал неловкость. И вспомнил, что Дергаусов любит разговаривать в такой же манере.
— А знаете, товарищи, за что Юрий Васильевич меня наказал? — высоким дребезжащим голосом крикнул Галкин. — За то, что я его понял! Мало не согласиться с Дергаусовым, надо и свое предложить. А своего у него и отродясь не бывало. Какой он есть большой представительный мужчина перед вами, такой он целиком. Больше ничего в нем нету.