— Пожалуйте сюда, ваше преподобие.
…увлек его к стоявшему на другой стороне улицы наемному экипажу. Люциус и Дэве уселись в карету, и последний, твердым голосом, наконец-таки напомнившим его прежнего, крикнул извозчику:
— На Тайберн, пожалуйста.
Услыхав название площади публичных казней, архидьякон вздрогнул, но потом, почему-то подумал: «Возможность взлететь дается только с риском упасть», и спокойно откинулся на сиденье экипажа.
***
Экипаж остановился на площади, названием которой простые лондонцы пугали своих детей, если те проявляли какие-либо дурные наклонности, а городские власти в свою очередь пугали простых лондонцев, если такие наклонности проявляли они. Но если угрозы простых горожан преследовали лишь воспитательные цели, то власти свои угрозы нередко доводили до собственно карающих действий, благодаря чему этой площадью можно было продолжать грозить и впредь.
— Сюда я бы отвел вас в феврале как убийцу, — сказал Дэве, указывая архидьякону на еще не убранный с площади, должно быть после недавней казни, эшафот, — а сегодня, — теперь он повернулся в сторону обшарпанного здания таверны с неудобочитаемой вывеской, — мы с вами будем дружески беседовать здесь.
Поборовший во время поездки свое беспокойство Люциус, отнесся к этим словам просто и без малейших признаков волнения. Он лишь неопределенно ухмыльнулся в ответ на довольно щекотливое замечание своего спутника, а затем, спокойно и уверенно, вошел вслед за ним в тесное, тускло освещенное помещение трактира (название которого так и не сумел прочесть), уселся на скамью у предложенного ему Адамом столика и весьма критично осмотрелся по сторонам. Архидьякону было с чем сравнивать, однако хаотично расставленные столы с грязными до серости скатертями; грубо сколоченные табуреты со скошенными ножками; влажные от пива, липкие от вина и жирные от жаркого скамьи, в сопоставлении с во всех отношениях безукоризненным убранством «Стар Инн’а», представали в заведомо невыгодном для того заведения, где сейчас находился Люциус, свете. А развязная и порой даже буйная толпа постояльцев, в дополнение к бьющему в голову запаху спиртного, и вовсе заставила архидьякона подивиться:
«В каком ужасном месте проводит время достойный констебль».
Одновременно с этой мыслью Люциус закончил осмотр помещения и перевел взгляд на Адама Дэве; тот сидел, подперев голову одной рукой, и постукивал по столу пальцами другой. Архидьякон какое-то время пристально смотрел в его чуть мутные глаза и наконец, все понял.
«Как же быстро меняются люди», подумал он.