Из груди Люциуса вырвался вздох облегчения, но он подавил, подпиравшее к горлу радостным криком, ликование и спокойным, твердым голосом попросил смотрителя выйти, ненадолго оставив его с Ребеккой наедине.
— Ты помнишь меня? — спросил архидьякон у Ребекки, когда они остались одни.
Девочка, понимая, что ее притворство раскрыли, смущенно опустила глаза.
— Да, ваше преподобие, — виновато прошептала она.
***
Следующие пару минут архидьякон успокаивал обрадовано стучавшее в груди сердце, а Ребекка, не поднимая головы, молча, водила из стороны в сторону пальчиком по одеялу.
— Почему ты притворяешься безумной, дитя? — поинтересовался, наконец, Люциус.
Ребекка не ответила.
— Зачем тебе… — продолжал расспрашивать девочку священник, но не нашелся, что сказать и просто обвел комнату выразительным жестом, — …это?
— Дома не намного лучше, — по-детски ворчливо хмыкнула Ребекка.
— Но там ты свободна, ты можешь… гулять…
— Здесь я тоже гуляю. Днем меня иногда пускают во двор, а в коридорах всегда ярко освещают путь факелами из-за моей «боязни» темноты, — девочка усмехнулась и исподлобья сверкнула на Люциуса глазками, — это так забавно.
— А как же семья? — не отставал от нее архидьякон.
Личико Ребекки омрачилось набежавшей тучкой сожаления, но девочка, тут же, согнала ее.
— Они любят меня, — прошептала она. — И я их люблю… потому и ушла.
— Не понимаю, — проговорил Люциус. — У тебя есть дом, любящая и любимая семья,… почему ты предпочла всему этому полный сумасшедших Дом скорби — храму спокойного семейного счастья, выбрала обитель безумия?
— Чтобы всем нам было легче, — сказала Ребекка. — И потом здесь хорошо кормят, — успокоительно добавила она, видя, что весь облик архидьякона дышит состраданием и сочувствием к ней.
Но у Люциуса от этих слов, наоборот, навернулись на глаза слезы. Вспоминая наполненный необычайными событиями вечер, когда впервые увидел Ребекку, — какой живой и веселой она была тогда, — он не хотел поверить виденному теперь: грустной рассудительности десятилетней девочки из приюта умалишенных..
— Неужели ты задумала все это с самого начала? — сам не веря тому, что говорит, поинтересовался он.
— Нет, — покачивая головой, ответила маленькая Ребекка. — Поначалу я действительно могла показаться безумной, — я была очень напугана, — а потом меня страшно потрясли обитатели Дома скорби. Остаться я решила позже.
— Напугана? — удивился Люциус, но вновь обратив память к вечеру двадцать четвертого марта, спросил: — А что ты увидела за моей спиной в тот день?
— Охваченный пожаром город, — начала рассказывать Ребекка, но в голове Люциуса уже слышался, отвечавший на, тот же, вопрос, шепот Маргариты: