— Как вам будет угодно, Люциус, — несколько рассеяно отвечал молодой человек. — Вы всегда можете рассчитывать на меня: сколь бы ничтожными ни были мои возможности, я с удовольствием употреблю их для вашей пользы. Но право мне кажется, что вы преувеличиваете: может ли человека обладающего достоинствами, коими, как всем известно, обладает ваше преподобие, что-либо порочить. Тем более жалкие слухи, которые и всерьез-то воспринимать не стоит.
— Вы шутите, дорогой друг, — пробормотал польщенный священник.
— Нисколько!.. наоборот я так уверен в вашем уме, доброте и благочестии, что прибыл к вам за советом касательно весьма щекотливой ситуации, в которую я имел несчастье угодить.
Архидьякон нахмурился.
— Что-то случилось? — спросил он, мысленно упрекая себя в том, что сначала отвлекшись на свои проблемы, а потом ослепленный вежливостью Филиппа, не заметил озабоченности молодого человека. — Что-то с Розой?
— С Розой? — переспросил Филипп, беспокойство в глазах и голосе которого на мгновение уступило место наплыву нежной грусти, ясно говорившей о том, какое место в его жизни занимает обладательница этого имени. — Слава богу, нет!.. С Розой все в порядке.
— Тогда в чем же дело?
Филипп заметно колебался.
— Мы, кажется, затронули тему слухов, ваше преподобие? — наконец начал он.
Люциус, терпеливо ожидая к чему приведет подобное начало, и, зная что друг его никогда не тревожится попусту, молча кивнул.
— Так вот, — ободренный серьезностью и вниманием архидьякона продолжал молодой человек. — Кроме уже упомянутых нами слухов, в городе говорят еще о неких тайных обществах и…
— …вы были так безрассудны, что попались в руки секты?! — возопил Люциус, догадавшись, по тому как стыдливо прятал глаза Филипп, о совершенной им глупости.
— Точно так, как вы изволили выразиться, — пробормотал тот. — Безрассудно и прямо в руки.
При этом Филипп — по натуре тихий и застенчивый — так по-ребячески сжался, словно ждал, когда же его начнут отчитывать за этот проступок, заранее признавая справедливость всех готовых посыпаться на него упреков и смиряясь с наставлениями.
— Вы должны покинуть это общество… иначе оно поглотит вас, — мрачно сказал архидьякон и в каком-то резко охватившем его раздражении прибавил: — Какого беса, вам вообще такое вздумалось?!
— Когда человеку не к кому больше обратиться он обращаются к Богу, — отвечая на последнюю часть слов Люциуса, прошептал Филипп, — а когда и Бог его отвергает — к людям, имевшим смелость бога заменить.
— Вы богохульствуете! Какое счастье, что никто кроме меня не слышит вас, — тихо, но с наивыразительнейшей мимикой, проговорил священник. — Запомните хорошенько: Господь никогда не отвергает людей, только люди могут отвергнуть Бога.