— Разве вы еще не поняли Люциус? — чуть насмешливо обратился он к архидьякону; и, усевшись в одно из остававшихся свободными кресло, двумя руками указал на оказавшихся по обе стороны от него Чумных врачей. — Вы были одним из них. И ваше место рядом с ними. — Он улыбнулся. — А впрочем, нет. — И, кивнув вправо, сказал: — доктора… — затем влево: — священники… Вы же, — его взгляд уперся в Люциуса, — врачеватель и тел и душ человеческих. Вы лучший из них. Вот ваше место.
И Мортимер показал на единственное еще не занятое кресло — место, прямо против самого главы «Отверженных». Однако Люциус и не думал садиться в него, наоборот, задрожав всем телом, он сделал несколько шагов вперед…
— Нет! — чуть ни прорычал он.
…и твердой рукой отшвырнув предназначенное ему кресло, решительно двинулся в сторону удивленно вскинувшего брови Мортимера.
— Это они! когда-то были такими как я, — говорил сам себя распалявший архидьякон, откидывая капюшон и с пылающим взором неуклонно приближаясь к сектанту. — И мне больно видеть, как те герои, что рискуя жизнью, помогали пораженным чумой и отчаянием людям, теперь несут и проповедуют столь же гнетущее отчаяние сами. — Он широким жестом обвел всех, скрывающихся под масками, Чумных врачей: — Не они ли (не смотря на свои ужасающие одеяния) олицетворяли то бескорыстное добро, чистоту и сострадание, какие вы! — архидьякон ткнул своим длинным тонким пальцем в направлении Мортимера, — низводите до ранга нашим миром недостойных и стремитесь, — он с едким сарказмом усмехнулся, — «освободить»?
С такими речами Люциус дошел уже до самой середины освещенного овала, но властный взмах Мортимера заставил его остановиться.
— Судя по вашему настрою и прежнему опыту нашего общения, — сдерживая легкое раздражение проговорил «Отверженный», — особого желания прислушаться к словам проповеди и ко мне лично, вы не испытываете; что ж… — он нервно сжал губы, — тогда послушайте ИХ!
Темные балахоны беспокойно зашевелились, услыхав сей призыв Мортимера; один из Чумных врачей поднялся с места и, словно тень, скользнув к архидьякону, заговорил:
— Они шептали: «За что?!», но Чума не щадила их.
Другой голос из-под бронзового клюва прохрипел уже справа от Люциуса:
— Они взывали к Богу: «Сбереги наши семьи!», но и те забирала безжалостная погибель.
Третий сектант пугающе бесшумно подплыл слева:
— Сколько чудесных, незлобивых исповедей вы слышали от людей кротких и чистых, но… обреченных?
А из-за спины, архидьякон услышал, пронзающий слух, свистящий шепот:
— Вспомните! Ведь и вы там были… среди нас.