— Извинись!
— Отпустите его, ребята, он всё равно не поймёт, — сказал Михаил Васильевич.
— Ладно, живи, тварь! — сказал тот, что был повыше. — А вы сейчас в санаторий? Пойдёмте вместе. А то такие, как этот, мстительные.
— Спасибо, я сам. Я медленно хожу.
— А мы не спешим, правда, Егор?
— Откуда вы знаете, что я в санатории?
— А мы тоже там.
— Ну, тогда давайте знакомиться. Гвардии старший сержант Ярцев Михаил Васильевич. Второй Украинский, затем Первый Белорусский фронты.
— Лейтенант Виктор Самойлов. Кандагар, — в тон ветерану ответил высокий.
— Рядовой Кравченко, — Егор протянул левую руку.
Только сейчас Михаил Васильевич заметил, что правая рука Егора в перчатке и выглядит неестественно — протез.
— А вы с какой войны? — спросил Егора Михаил Васильевич.
— Все мы оттуда.
— И сколько вас «всех»?
— Четверо, — ответил Виктор. — Михаил Васильевич, присоединяйтесь к нашей компании. Мы тут местечко разведали в лесу. Посидим вечером по-походному у костра, шашлык будет.
Было в этих мужчинах нечто располагающее, и он согласился, тем более что сосед по комнате уже надоел своим нытьём о плохой жизни.
Виктор зашёл за Михаилом Васильевичем после ужина.
За территорией санатория в изгибе распадка уже горел костёр, на обломке фанеры был накрыт импровизированный стол.
Поздоровались.
— Ваше место, Михаил Васильевич, — указал Виктор на единственный стул, видимо, специально принесённый. — Присаживайтесь.
Михаилу Васильевичу хотелось быть равным среди равных.
— Что ж вы меня совсем старым-немощным считаете? Я как все.
— Мы не возраст уважаем, а заслуги, — сказал коренастый Серега.
— Откуда тебе знать о моих заслугах?
— Мы ваши орденские планки видели, у вас на пиджаке. Только боевых орденов пять. Мы все вместе не дотягиваем.
— Этот аргумент принимаю, — согласился Михаил Васильевич и уселся.
— Шашлык готов, — прокричал от костра чернявый Казбек. — Наливай, командир!
— Позвольте узнать, по какому поводу праздник? — спросил Михаил Васильевич.
— Мы не празднуем, мы отмечаем, — ответил Егор.
— Годовщину гибели роты, — добавил Виктор, — от которой мы четверо только и остались. А соответственно, и наш общий день рожденья.
Виктор налил стопку в центре стола, прикрыл хлебом, затем стал разливать остальным. Михаил Васильевич прикрыл свою стопку ладонью.
— Я свою бочку выпил… а впрочем, по такому поводу налей глоток. Один раз живём. И другу моему, не возражаете?
Виктор молча налил две стопки. Михаил Васильевич положил на одну кусочек хлеба.
Помолчали.
— Вечная память, — не выдержал Михаил Васильевич и выпил.
Четверо друзей выпили молча.