«Такова человеческая природа», – равнодушно говорит кот, который живет в подъезде и регулярно захаживает ко мне на кружок колбасы. Ему эти проблемы по фигу: у него, как водится, девять жизней, да и март на носу…
Что ж, значит, надо менять природу.
2000 г.
Записки юнната
Начну с сентиментальной констатации лирического факта: среди книг братьев Стругацких есть три романа, которые значили для меня очень много в то время, когда я их читал; теперь, много лет спустя, я обнаруживаю, что все еще подвержен воздействию их обаяния.
Велик соблазн заставить читателя угадать, какие именно три романа братьев Стругацких я имею в виду, но тогда мне пришлось бы ограничиться двумя абзацами текста с условиями «викторины». Поэтому вот он, список: «Жук в муравейнике», «Волны гасят ветер» и «Гадкие лебеди». По поводу третьего номера я мог бы наговорить лишь кучу высокопарных банальностей, что касается второго – слишком темен и обширен бэкграунд, вербализировать который здесь и сейчас не хотелось бы. Поэтому ограничимся «Жуком».
Для многих моих ровесников (и практически для всех наших «старших товарищей») «Жук в муравейнике» был и, возможно, остается в первую очередь историей о вмешательстве спецслужб в единственную и неповторимую человеческую частную жизнь. На кухнях бурнопламенно обсуждали свободу воли; цели, оправдывающие/не оправдывающие средства; «сумерки морали» и прочие гуманитарные абстрактности.
Но «Жук»-то (по крайней мере, мне так всегда казалось) совсем не об этом.
Скорее о том, что каждый из нас – бомба, готовая взорваться в любой момент.
О том, что из каждого зеркала на тебя глядит незнакомец, от которого можно ждать чего угодно.
И о том, что каждый из нас – сам себе Экселенц.
Подарочный набор, который каждый из нас получает при рождении: таинственная «темная сторона» личности, снулая, но такая же реальная, как пятно на руке Абалкина, «японский иероглиф „сандзю“», а также и невежество, и боязнь перемен, и джентльменский набор личных фобий и предрассудков порождают в нас странную двойственность. Мы мечемся, не зная, чего ищем, и совершаем нелепые поступки, но разум подкарауливает нас в темноте. С оружием наготове.
Лев Абалкин лежал посередине мастерской на спине, а Экселенц, огромный, сгорбленный, с пистолетом в отставленной руке, мелкими шажками осторожно приближался к нему.
Это – не о спецслужбах. Инсценировка финальной главы романа братьев Стругацких «Жук в муравейнике» происходит ежедневно – в личном домашнем театрике каждого. Что было бы, если бы Абалкин добрался до «детонатора»? А что будет, если наш «внутренний Абалкин» однажды перехитрит «внутреннего Экселенца» и уцелеет? На оба вопроса один ответ, полностью обесценивающий все вышесказанное – не знаю. Дело чести каждого «юного натуралиста» получить ответ на этот вопрос опытным путем.