. И меня смущает, а порой и пугает
сама эта правда, что они отличаются.
– По-моему, у тебя просто какая-то разновидность синдрома навязчивых состояний, – сказал я.
– Я тоже так считаю, – ответил на это Масахико. – Хоть сам тебе и рассказываю, но воспринимаю это так же. Но… так же в действительности оно и есть. Попробуй сам хотя бы раз.
Я сказал, что попробую, но пробовать и не собирался. Хватает своих хлопот, чтобы впутываться во что-то еще.
Дальше мы завели разговор об отце Масахико – Томохико Амаде – и его жизни в Вене.
– Отец рассказывал, что слушал симфонию Бетховена в исполнении оркестра под управлением Рихарда Штрауса. Оркестр был, конечно же, венский. Исполнение – невероятно чудесное. Это я слышал от него самого – одна из тех редких историй, какие он мне рассказывал о Вене.
– А помимо этого что-нибудь еще рассказывал?
– Ну да. Но все сплошь несущественное. О еде, о выпивке и о музыке. Что там ни говори, а музыку отец обожал. Но больше ни о чем другом не вспоминал – ни о картинах, ни о политике. Даже о женщинах.
Помолчав, Масахико вскоре продолжил:
– Описал бы кто историю его жизни. Наверняка получилась бы интересная книжка. Вот только вряд ли кому-то это по силам – личной информации-то о нем почти никакой. Друзьями он не обзавелся, от семьи держался в стороне и только работал, укрывшись в горах. Поддерживал кое-какие отношения только с галеристами и торговцами искусством. Почти ни с кем не разговаривал, не отправил никому ни единого письма. Поэтому материалов для биографии практически никаких. В его жизни не то что много пробелов – точнее будет сказать, там одна сплошная пустота. Как в сыре, где дырок больше, чем сыра.
– Остались только его работы.
– Да, кроме работ, фактически ничего больше и нет. Пожалуй, этого он и желал.
– Но ты ведь тоже его наследие, – сказал я.
– Я? – переспросил Масахико, удивленно глянув на меня, но тут же опять с тал смотреть на дорогу. – А знаешь, ты прав! Да, я тоже среди того, что отец после себя оставит. Хоть и не лучшей выделки.
– Но второго такого нет.
– Точно. Пусть и посредственность, но второй такой нет, – повторил Масахико. – Иногда мне кажется, что лучше б сыном Томохико Амады родиться тебе. Глядишь, и все вокруг пошло бы как по маслу.
– Да ладно тебе, – рассмеявшись, ответил я. – Такая роль никому не по плечу.
– Пожалуй, – хмыкнул Масахико. – Но разве не тебе удалось продолжить его духовное наследие, так сказать? Ты более достоин этого права, чем я. Мне просто так кажется, вот честно.
После его слов я вдруг вспомнил картину «Убийство Командора». Не я ли случаем действительно