– На чердаке, похоже, поселился филин, – продолжал я. – По ночам я иногда слышал шорох, он то усиливался, то стихал. Я подумал, что это могут быть мыши, и как-то при свете дня забрался наверх посмотреть. Гляжу – а на балке сидит филин, отдыхает. Красивый такой. Сетка вентиляционного отверстия порвана, и через нее филин спокойно проникал внутрь и выбирался наружу. Для него чердак – подходящее убежище в дневное время.
Глаза старика продолжали смотреть на меня, будто он ожидал услышать от меня что-то другое.
– От филина дому вреда нет, – поддакнул Масахико. – Я слышал, филин в доме – хорошая примета.
– Филин – это прекрасно, но мало того – чердак тоже оказался местом весьма интересным, – добавил я.
Лежа на спине и не шевелясь, Томохико Амада пристально смотрел на меня. Мне показалось, его дыхание опять участилось. В зрачках по-прежнему виднелась слабая пелена, но мне показалось, что скрывавшийся в их глубине тайный свет стал чуть яснее.
Я хотел рассказать ему о чердаке все, но при сыне, конечно, не мог сообщить, что нашел там некую вещь. Масахико, разумеется, захочет узнать, что это за некая вещь. Поэтому мы с Томохико Амадой, как бы подвесив наш странный разговор, словно бы присматривались, как бы изучая друг друга.
Я очень осторожно подбирал слова:
– Тот чердак – прекрасное место не только для филина, но и для картин. В смысле – подходящее место для их хранения. Особенно хорошо на нем можно хранить картины нихонга, которые быстрее выцветают – у них краски нежнее. В подвале их держать не годится, там сыро, а на чердаке – хорошая вентиляция и нет окон, так что можно не бояться прямых солнечных лучей. Конечно, в дождь ветром туда может задувать брызги, поэтому для долгого хранения картины нужно хорошенько упаковать.
– Кстати, я-то сам на чердак до сих пор не заглядывал, – произнес Масахико. – Терпеть не могу пыльные места.
Я не сводил глаз с лица Томохико Амады – и он не спускал взгляд с моего лица. Я чувствовал: у себя в голове он пытается следовать ходу моей мысли. Филин, чердак, хранение картин… Он силится связать в единое целое смысл этих нескольких знакомых ему слов. Для него нынешнего это задача не из легких. Совсем не из легких. Все равно что выбираться из лабиринта с завязанными глазами. Но он чувствует, что для него это важно, – и чувствует очень остро. Я тихонько наблюдал за его одинокой и важной работой.
Подумал было рассказать и про кумирню в зарослях, и про странный склеп за нею… Как вышло, что его вскрыли, какой он формы… Но передумал и не стал. Не стоит все выкладывать за один раз. Для остатков его сознания разобраться даже в чем-то одном – и то тяжкое бремя. Нить, на которой в нем все держится, оборвать очень легко.